Джеффри Дивер - Собиратель костей

Через несколько недель их героические усилия были вознаграждены… Двое жителей Гринвич-Виллидж сообщили, что видели человека, скрывшегося с места пожара и несшего на плече что-то похожее на свернутый ковер. Полицейские продолжили поиски в указанном направлении и, оказавшись в западном районе, приступили к опросу местных обывателей. Вскоре выяснилось, что интересующий их мужчина по описанию оказался похожим на Джеймса Шнейдера, который пока оставался на свободе.

Круг поисков сузился до ветхого особняка, стоящего в одном из глухих переулков Адовой Кухни, недалеко от скотных дворов на 60-й улице. Когда полицейские проникли в переулок, их встретила отвратительная вонь…

Теперь он проезжал мимо того места, где когда-то высился корпус швейной фабрики. Возможно, собиратель костей очутился здесь подсознательно. Здание было давно снесено, и сейчас участок, который оно когда-то занимало, отошел к территории университета. Тогда и сейчас… Собиратель костей не удивился бы, если бы сейчас вокруг него начали падать охваченные дымом и искрами, молодые девушки, своими белыми блузками напоминающие снежинки.

Когда представители закона ворвались в логово Шнейдера, их ожидало такое зрелище, что даже у самых мужественных людей кровь застыла в жилах. Тело несчастной Эстер Вайнрауб (вернее, то, что от него осталось) они обнаружили в подвале. Над ним склонился сам Шнейдер и, довершая работу огня, очищал кости девушки от плоти методами столь ужасными, что мы не беремся их здесь приводить.

Тщательный обыск всего помещения обнаружил потайную комнату рядом с подвалом, доверху забитую человеческими костями, полностью очищенными и отполированными.

Под кроватью Шнейдера один из полицейских нашел дневник, в котором этот монстр запечатлел всю историю сотворенного им зла. «Кость, — писал Шнейдер, — это основа человеческого существа. Она не изменяется, не лжет, не уступает. Как только бренная оболочка именуемая плотью исчезает вместе со всеми недостатками, присущими низшим расам и слабому полу, все мы становимся благородной костью. Кости не лгут. Они бессмертны».

Далее безумные записи маньяка повествовали о его бесчеловечных экспериментах. Он рассказывал в них о том, как искал наиболее эффективные способы очистки костей от покрывавшей их плоти. Шнейдер пробовал и варить тела, и сжигать их, подвергать воздействию щелочи, оставлять их животным или погружать в воду на продолжительное время.

Но самым любимым его методом оказался тот, который являлся и самым жестоким. «Я пришел к выводу, — писал Шнейдер, — что лучше всего зарыть человека заживо в жирную плодородную почву и предоставить матери-природе самой позаботиться об этой кропотливой работе. Этот метод требует длительного времени, но имеет то преимущество, что наличие характерного запаха сведено до минимума, поэтому и не вызывает никаких подозрений. Я предпочитаю пользоваться им, когда жертва жива, хотя не могу с уверенностью объяснить, почему это предпочтительнее».

В потайной комнате Шнейдера было обнаружено три тела умерщвленных таким способом людей, о чем свидетельствовали их растопыренные пальцы и искаженные гримасами лица. Именно в таких позах находились люди, когда последняя лопата с землей опускалась на их несчастные головы.

Именно эти жуткие подробности и дали основание журналистам окрестить Шнейдера именем, которое долго будоражило умы: «Собиратель костей».

Он ехал дальше, иногда возвращаясь мыслями к запертой в багажнике женщине, Эстер Вайнрауб. Он думал о ее ключицах и локтях, сравнивая их с крыльями птицы. Такси мчалось по городу, и пару раз убийца чуть не проехал на красный свет. Он не мог ждать, нетерпение гнало его вперед.

— Я не устал! — рявкнул Райм.

— Устали вы или нет, но отдохнуть все равно необходимо.

— Нет, лучше налей мне еще виски.

Черные футляры и чемоданы выстроились вдоль стены. Теперь надо было посылать за полицейскими из двадцатого участка, чтобы те доставили их назад в лабораторию следственного управления. Мел Купер спускался по лестнице с самым ценным тузом — микроскопом. Лон Селитто продолжал неподвижно сидеть на плетеном стуле, но теперь он больше помалкивал. Он постепенно приходил к выводу, что пьяный Линкольн вовсе не становился добряком, обожающим всех на свете, как это обычно происходит в подобных случаях.

— Я уверен, что у вас поднялось давление, — не отставал от хозяина Том. — Вам лучше сейчас передохнуть.

— Мне необходимо еще выпить.

«Будь ты проклята, Амелия Сакс!» — в сердцах произнес про себя Райм, и сам удивился, зачем он это сделал.

— Надо отказаться. Выпивка никогда вам не помогала.

«Вот я и отказываюсь, — так же молча проговорил Линкольн. — От всего на свете. Но только в понедельник. И никакие долгосрочные программы из двенадцати ступеней мне не нужны. Достаточно одного-единственного, но верного шага».

— Ну-ка, наливай, да поскорее! — снова начал заводиться он. Правда, немного подумав, он и сам понял, что следующий стакан будет лишним.

— Нет.

— Немедленно! Я требую! — бушевал Райм.

— Ни за что.

— Лон, может быть, тогда ты мне нальешь?

— Я…

— Он больше ничего не получит, — уверенно произнес Том. — Когда он напивается до такого состояния, он становится невыносимым, но мы с этим мириться не должны.

— Ты что же, опять решил играть в неповиновение? Да я же могу уволить тебя в любую минуту!

— Валяйте.

— А это уже классифицируется как жестокое обращение с инвалидом. Лон, сейчас же арестуй его.

— Линкольн, — попытался Селитто утихомирить товарища.

— Арестовать его!

Детектив даже отшатнулся, услышав, с какой злобой были произнесены последние слова.

— Послушай, парень, тебе, кажется, пора немного охладиться, — заявил Селитто.

— О Боже! — вздохнул Райм и принялся стонать во весь голос.

— Что тут происходит? — не выдержал Селитто.

Том не отвечал, а только искоса поглядывал на Линкольна.

— Моя бедная печень! — лицо Райма неожиданно осветилось зловещей ухмылкой. — Наверное, я уже допился до цирроза.

Том резко обернулся:

— Я не собираюсь все это выслушивать. Этого никому не вытерпеть. Хватит!

— Нет, не хватит…

И тут снизу, с первого этажа, раздался взбудораженный женский голос:

— У нас очень мало времени!

Через несколько секунд в комнату вбежала Амелия, и добавила:

— Практически, у нас его вообще нет.

Она удивленно оглядела опустевшие столы. Райм почувствовал, как по его подбородку стекает слюна. Он рассердился на себя за то, что проявил такую слабость и Амелия это увидела. Потому что она поняла, что он — калека и никчемный человек — переоделся в чистую белую рубашку ради нее. И еще из-за того, что сейчас ему как никогда хотелось остаться в одиночестве, чтобы навсегда погрузиться в неподвижность и покой. Туда, где он будет королем. И не на день, а на века.