Дин Кунц - Холодный огонь

При виде связанного ребенка в нем с новой силой вспыхнула ярость.

По лицу девочки текли слезы, она глухо всхлипывала под лентой, которой были заклеены ее губы.

Женщина не плакала, но в ее глазах застыли мука и страх. Ответственность за судьбу дочери и ярость, похожая на ту, которую испытывал Джим, удерживали ее от истерики.

Он увидел ужас на их лицах: жертвы приняли его за одного из похитителей.

Джим прислонил дробовик к встроенному в стену столику и сказал:

— Не бойтесь, вам ничего не угрожает. Я застрелил обоих бандитов.

Женщина смотрела на него широко открытыми глазами, она ему не верила.

Джим не судил ее за это недоверие. Она была напугана его голосом, хриплым и яростным, то переходящим в шепот, то срывающимся на крик.

Он оглянулся в поисках острого предмета, с помощью которого можно было бы перерезать путы пленников, и увидел рулон клейкой ленты и ножницы на столике. Протянул руку за ножницами и обратил внимание на сложенные стопкой видеокассеты. Поднял глаза и вдруг осознал, что все стены и потолок оклеены фотографиями из порнографических журналов. И везде дети. Взрослые мужчины и дети. Ни одной взрослой женщины, только девочки и мальчики, такие же юные, как Сузи, а некоторые еще моложе, истязаемые насильниками, лица которых всегда были скрыты.

Убитые им негодяи охотились не за матерью. Изнасиловав ее в назидание дочери, они бы бросили тело женщины с перерезанным горлом или разможженной головой в пустыне на съедение ящерицам, муравьям и стервятникам. Куда более страшная участь ожидала ребенка. Жизнь девочки могла превратиться в ад, который длился бы несколько месяцев или даже лет.

Его захлестывал дикий, бешеный гнев. Внутри, точно черная нефть, готовая вырваться из скважины, расползалась жуткая липкая тьма.

Джим задыхался от ярости: ребенок видел эти фотографии, лежал на этих грязных отвратительных простынях. Появилось безумное желание схватить ружье и всадить еще несколько зарядов в трупы подонков.

Они ее не тронули. Слава Богу, они не успели.

Но эта комната! Что чувствовала девочка, находясь в этой комнате!

Он содрогался от ярости.

Потом заметил, что женщина тоже дрожит, и понял: она его боится. Ее испуг стал еще сильнее, чем в тот момент, когда он вошел в спальню.

Хорошо, что рядом нет зеркала. Увидеть свое лицо, искаженное приступом безумия, — зрелище не из приятных. Джим с трудом взял себя в руки.

— Не бойтесь, — заговорил он, стремясь успокоить женщину. — Я хочу вам помочь.

Охваченный желанием скорее освободить пленниц, Джим опустился на колени перед кроватью и перерезал ленту, стягивающую ноги и руки женщины. Потом склонился над Сузи.

Путы на руках упали, девочка, защищаясь, прикрыла лицо. Джим освободил ей ноги, а она вдруг пнула его в грудь и забилась в угол кровати, скорчившись на серых засаленных простынях. Он не пытался ее удержать, наоборот, попятился.

Лиза содрала с губ ленту и вытащила изо рта кляп. Она задыхалась, давилась кашлем. Хриплым голосом, в котором неистовое волнение странным образом соединялось с покорностью судьбе, сказала:

— Мой муж остался в машине… Он там…

Джим взглянул на нее, но ничего не сказал: не мог этого сделать в присутствии ребенка. Женщина прочитала ответ в его глазах, и ее красивое лицо исказилось от горя. Но мысль о дочери заставила ее подавить готовые сорваться рыдания.

— Боже мой, — с мукой сказала она, думая о свалившемся на нее горе.

— Вы сможете нести Сузи?

Она не расслышала, занятая мыслями о смерти мужа.

— Сможете взять на руки Сузи? — повторил свой вопрос Джим.

Женщина растерянно захлопала ресницами.

— Откуда вы знаете, как ее зовут?

— Ваш муж мне сказал…

— Но…

— Перед тем… — резко сказал Джим, не докончив фразу: «Перед тем, как умереть». — Вы сможете взять ее на руки?

— Да, наверное, я думаю, да.

Джим мог вынести девочку сам, но что-то говорило ему: он не должен прикасаться к ее хрупкому телу. Пусть это нелогично, но то, что сделали с ней эти двое, и то, что не помешай он им, они могли бы сделать, лежало на совести 55 всех мужчин. В страданиях Сузи была частица и его вины.

Только отец имел право взять на руки бедного ребенка. Но отец был мертв.

Джим поднялся с коленей, отступил от кровати. Спиной открыл дверь и вышел из спальни.

Девочка билась в истерике, уворачиваясь от рук матери. Она была в шоке и не узнавала родных любящих рук. Потом резко умолкла и бросилась в объятия матери. Лиза, прижав голову дочери к груди, гладила девочку по волосам, шептала что-то ласковое, успокаивающее.

Кондиционер не работал с тех пор, как убийцы вышли из фургона и направились к перевернутому «Камаро». В спальне сгущалась духота. Пахло прокисшим пивом и потом. От черных пятен на ковре поднимался отвратительный запах высохшей крови.

— Пойдемте отсюда.

Лиза казалась хрупкой, но она легко, как перышко, подняла дочь и шагнула к двери.

— Постарайтесь, чтобы она не смотрела влево. Там у двери лежит один из них. Зрелище не из приятных.

Женщина кивнула, благодарная за предупреждение.

Джим хотел последовать за ней, но взгляд его упал на полки шкафчика, заставленные видеокассетами. Длинная вереница белых этикеток с названиями самодельных фильмов. Одни имена: «Синди», «Тифани», «Джой», «Сисси», «Томми», «Кейвин». На двух кассетах чернела надпись «Салли», на трех — «Венди». Имена. Много имен. Более тридцати. Джим знал, что перед ним, и все-таки верить в это не хотелось. Память о преступлениях. Садизм. Жертвы. В нем клокотала черная горькая ярость. Лиза вышла наружу, и Джим присоединился к ней. Над их головами висело ослепительное солнце пустыни.

Лиза и Сузи, освещенные золотыми лучами солнца, стояли возле фургона на обочине шоссе. Девочка прильнула к матери, спрятав голову у нее на груди. Крохотные блики света струились по их лицам, переливаясь и искрясь в соломенных кудрях. Как лампа в витрине ювелира придает магический блеск разложенным на бархате изумрудам, так солнечный свет подчеркивал красоту огромных лучистых глаз и удивительную прозрачность кожи. Глядя на светлые лица женщины и ребенка, трудно было поверить, что в их жизнь вторглась тьма, непроглядная и черная, как ночь, которая спускается в мир после наступления сумерек.

Их присутствие было невыносимо. Они напоминали о человеке, чью смерть не удалось предотвратить. Сердце сжималось от горя. Джим страдал от невыносимой боли, сильной и мучительной, какую причиняет настоящая физическая рана.

Ключом из связки, найденной в кабине фургона, Джим открыл замок, опустил железную скобу и снял мотоцикл. Оглядел потертый «харлей-дэвидсон». Специальная модель для езды по бездорожью: карбюратор на 1340 кубических сантиметров, V-образный двигатель, пятискоростная коробка передач, соединенная с задним колесом приводным ремнем, а не цепью.