Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

— Смотрите! Все смотрите, — молодецкий, не по возрасту гулкий голос Чемпиона вновь вызвал широкие улыбки на лицах присутствующих. — Где это видано? Слезы глупости льют только сердобольные миряне. У них души — мочалки банные, впитывают постороннюю влагу и слабость. Не пристало брату плакать.

Ван еще крепче сжал Руса в железных объятиях, скрывая в его плечах свою, неожиданно навернувшуюся слезу.

Но Рус не скрывал своих слез. Он среди братьев.

Не это ли та радость, которая делает человека человеком счастливым, приобщенным к своему кругу? Что еще надо? Чувство значимости, необходимости для своих друзей, братьев. То чувство, когда знаешь — жить нужно. Жить для тех, кто ради тебя живет. Жить с ними, мыслить с ними.

Миг полного насыщения.

Что еще нужно?

Генерал раздосадованно, но не строго посмотрел на Чана, когда тот с мнительной задумчивостью медленно вошел в кабинет. Аккуратно прикрыл дверь, уселся напротив, раскрыл папку с бумагами и выжидательно уставился на шефа.

— Что, брат по несчастью, мне тоже вот так сесть перед министром и добросовестно высчитывать морщины на его лице? Так посоветуете? Каким языком разговаривать мне с членами кабинета?

— Вовсе нет, товарищ начальник.

Шеф поморщился. Ну, Чан. Такой тон. Что доржит его так уверенно на плаву? Совсем не выглядит побежденным.

Глядя на него, генерал успокаивался. Исчезало раздражение.

— Наверное, у тебя опять есть что-то такое?

— Есть, и очень неплохое.

— Ну-у. И за Виня есть что сказать?

— И за него тоже. Этот бездарь спровоцировал проповедников. То был единственный ответ с их стороны.

— Вы им продолжаете симпатизировать.

— Как сказать. Для меня важно, что монахи в любом случае наши, не американского подданство.

— Хитер, что и ценю в тебе. Сумеешь убедить некоторых сомневающихся.

— Думаю, просто не стоит лишний раз напоминать им. Сейчас никто никуда не торопится. Все, кто благоразумен, опустились в кресло, выжидают.

Генерал снова, в который раз, пристально уставился на подчиненного. Ему сейчас яснее подумалось, что его офицер не столько занимается своими прямыми обязанностями, сколько изучением внутриполитический обстановки в стране.

Легонько заиграл пальцами барабанный марш по столу.

Хотелось как-то растормошить Чана, опешить чем-нибудь, чтобы ему пришлось крепко думать.

— Ну, а если кто упорствовать будет, начнет требовать подробных разъяснений, превентивных мер?

— Не думаю. Но если такое и случится, то на этом и кончится его необдуманное топтанье на земле.

— Как же это?

— Не знаю. Они нередко мстят с помощью ядовитыми тварей.

— Это нехорошо, — не нашелся сказать что-то более резкое генерал.

— Ясно, понимаю, — с той же наивностью поддержал Чан. — Но они не медлят, если им кто-то серьезно угрожает. Свидетелями последних событий вы также являетесь.

Шеф нахмурился. По лицу нервно пошли пятна негодования.

— Мы имеем множество возможностей наказать отступников.

— Можем. Но сначала требуется доказать их причастность.

— Докажем.

— Если бы. Их улики только при них.

— Мне с каждым словом, товарищ полковник, все более приходит на ум, что ты омонашился. Сначала были просто рассуждения на заданную тему, но теперь смотрю, тебя трудно переубедить.

— Нет-нет, я тот же. Верьте. Просто некоторая практическая сторона мышления перешла ко мне.

— А раньше?

— Раньше недоставало чувства реальной значимости и полноты опасности.

— Но ты контрразведчик. От тебя требуется прежде всего работа.

— Сейчас контрразведчик, а завтра покойник. К чему тогда все потуги? Чтобы толково работать, я должен сначала много думать. Я не палач. Я делаю и приказываю. Мне видней обстановка в тех группировках, о которых верха знают только по отчетам. Я не хочу, чтобы мои дела находили пустой отклик в озлобленных душах людей. Мы и так много ворочаем палкой, не имея понятия, нужно это нам или другим.

— Это я и заметил в тебе.

— Чтобы эффективно работать против монахов, надо знать их. Как и вообще любого серьезного противника. Но если мы, мирские, сами по себе во многом схожи, то отшельники зачастую применяют незнакомые ходы. Это заводят нас часто в непредсказуемый тупик. Требуются иные подходы.

— С каких это пор мы должны думать о подходах?

— Мы не последняя инстанция, и поэтому от нас требуются не только репрессивные меры. Мы правильно сделали, что не возмущали и не раздражали их губительными действиями. Эго было бы чревато большими потерями с обеих сторон. Монахи всегда целят в голову.

— Стращать ты можешь, козья твоя голова.

— Как это ни иронично, но шутками истины не прикроешь.

— Ух, куда ты меня завел. Мне и это кресло не кажется теперь надежным. Верток шельмец. За что и люб мне. Говори по делу. Попробую внимательно тебя выслушать.

Но Чан не торопился. Он понял: генерал внял его суждениям. Осталось только не допускать самому оплошностей. Для вида перебрал бумаги, взял фотографию «Сигма эс 1809».

— Неудобно, сложно иметь дело с субъектом, жизненные навыки которого не превышают возраст пятнадцатилетнего. Но который имеет способности большой уничтожающей силы для страхования собственной жизни. Да и не только.

— Что вы сейчас имели в виду?

— Стрельбу в Лючжоу.

— Значит, все же он. А в докладах — сведение счетов старых банд.

— Из южных районов трудно получить точную дословную весть. Все фразируется так, что можно понимать как угодно.

Чан все же закурил: впервые за последние четыре года. Генерал с некоторым удивлением наблюдал, как подчиненный неловко пользовался спичками со стола и также неумело, забыто затягивался.

— Неужели и вправду так тяжело, что легче закурить?

— В голове такой разброс, что требуется эфемерное занятие, чтобы как-то сосредоточиться.

— Могу понять, если толково объясните. Полковник кивнул.

— Сам агент, конечно, не сверх что-то, но уровень его интеллектуального развития не стыкуется с нашими профессиональными действиями. Случай непривычный. Возраст, образование, психология и, главное, воспитание его, как монаха, с целями, определяемыми только его наставниками. Это все не дало нам заметных выгод в действиях против него. В данном случае и монахи сами очень озлобленно выступили. Центральный курс властей не имеет поддержки в народе, не пользуется популярностью. Монахи живут сами по себе. Они покорно перенесли шестьдесят шестой год. Но обстановка меняется. Во всем чувствуется оппозиция. Вот и они действенно, смело выступили против нас. Кто указал агенту путь следования по воде вдоль материка? Сопоставляя все имеющиеся факты, напрашивается мысль, что они твердо предвидели подобный оборот событий. А теперь, если иметь в виду, что перед нами не просто схимники, а один из кланов тайных обществ, то неудивительно, что мы не с теми картами пошли против них. Мы исходили из самых простых побуждении воспитанника, он же со своими опекунами — из самых опасных.