Сергей Разбоев - Воспитанник Шао.Том 1

— Не ожидал я, что вы такого низкого мнения о нас.

Генерал усмехнулся в недовольные глаза полковника.

— При чем здесь мнение. Не стройте из себя супермена. Пуля — она всех ровняет. Или ваши мэны не желают наслаждаться той жизнью, что позволяет им оклад?

Динстон заскрипел зубами.

— Они тоже должны отрабатывать свою радость в поте лица.

— Верно мыслите, господин полковник, именно в поте, но не в крови. Всему свое время. Наступит оно, и никто не будет чинить вам препятствий. Вводите свою гвардию. И мы поможем, чем можем.

Динстон поежился. Ему не преодолеть осторожность и старческую консервативность генерала. Силился понять, что сдерживает того от активных действий. Или кто. Распустить бы сеть агентов пошире, через месяц все сведения аккумулировал бы в своей папке. Нервно улыбнулся.

— Это хорошо, господин генерал, что вы так охотно стоите за нацию. Но вы узко смотрите, — глаза плутовато заиграли бешеными искорками. — Если вы внимательно изучали историю и следите за ходом современного этапа, то должны знать, откуда извечно угрожали развитым цивилизациям. Откуда шло варварство, уничтожение устоев республики и государственности. Сколько веков ушло, чтобы древний мир построил передовую по тем временам Римскую империю. Но кто разнес ее в клочья? В лоскуты на карте? Кто разбил святыни и традиции великого народа? То были гунны. Откуда они явились? Из степей Азии. То был страшный удар. Прошло восемь веков, и вновь из тех мест хлынули новые орды. Тогда и Поднебесная оказалась под копытами степняков. До Центральной Европы летели стрелы варваров. Европа сумела отстоять себя. Выдержит ли мир третье вселенское наступление? Если мы не найдем общего языка, может случиться, что земли цивилизации окажутся под пятой Советов.

Безразлично-скептическое лицо генерала не среагировало на жуткий сказ.

— Впечатлительны вы очень, господин полковник. Сказки любите. Мультфильмы. От того спешите, боитесь. Успокойтесь, за нами не станет. У нас достаточно прозорливых умов. А вам советую гимнастику успокоения по системе Тай ци.

— Успокоишься, когда меч врага над твоей головой.

— Вам вредно самостоятельно мыслить. Учитесь расслаблению. Опасность не в мече занесенном, но в страхе перед ним. Tpeнируйте выдержку.

Динстон махнул рукой. В его представлении генерал стал розовым. Следовало подниматься выше и вести разговор с теми, кто печется за свое положение, свое кресло.

Ван нежно, с мальчишеской трогательностью, осматривал и легонько ощупывал Руса. Его взгляд касался всего. Пальцы хирургически точно дотрагивались до шрамов, порезов.

— Где это? — спросил он, очередной раз коснувшись бугорков на правой кисти лучезапястных костей. — Были легкие трещины, — дополнил утвердительно.

— На базе, в Корее.

— Ну и как? — интересующе торопил Чемпион. — Наверное, первая твоя встреча на непроходимой тропе?

— Не первая, — смутился под доброжелательным взглядом наставника.

— Уго! — Ван вскинул брови. — А что там?

— Сутолока. Янки в драке не видят, кого бьют. Рушат все напропалую.

— Значит, левую кисть у большого пальца полоснули там же. Похоже, морским ножом или тесаком.

Рус кивнул.

— A наш бальзам, который мы тебе с собой дали?

— Тогда он и исчез. Мне еще подумалось, не было ли это главным побудительным мотивом их остервенения. Просто неприятие в отношениях не могло вызвать на такую существенную стычку так много людей. А там, в баре, куда меня пригласили, было не меньше двадцати курсантов.

— Неплохо для начала. Но почему бальзам? — Bан застыл взглядом на одной точке. — Мне всегда не давала покоя мысль, что не ты был основной целью тех переговоров. Не ты. Чего хотят янки? Они уже достаточно пролезли в межмонастырские щели. Вынюхивают что-то. Но что? Неправдоподобно настойчивы. Для чего? С техникой, которая имеется у них, специалисты для драки им ни к чему. Своих неплохих мастеров хватает. Но, смотри, все отираются вокруг Тибета. Тогда, еще четыре года назад, мы тебе говорили об этом. Но янки тоже не дети. Если что вспомнишь, что натолкнет тебя на мысль, которая бы подводила к ответу и нас, всегда говори. Мы подумаем. Неспроста они здесь, если ломят такие деньги.

Ван прищурился, улыбнулся:

— Но ты не огорчайся. У нас больше времени, чем у янки. И я в свое время тоже достаточно получил ранений и увечий. Все приходит с годами. С годами и уходит, если голова бестолковая.

Оба засмеялись.

— Слушай, Рус, что ты за песню пел на перевале? Мне слова понравились. Что-то о высоком и гордом, как кристальные снега Гималаев.

— Не знаю, но я запомнил ее, когда был в России.

— Идем, споешь. Не одному мне она нравится…

Патриах и настоятель неторопливо поднималтсь к монастырю. Похоже, последние серьезные дела были утрясены, и они, раздумывая каждый о своем, медленно брели к обители. Вдруг разом остановились. До слуха доносились слова на русском: «Кто здесь не бывал, кто не рисковал, тот сам себя не испытал,»

Голос Руса, но время от времени вставлялись не особо отчетливые жесткие нотки Вана. Старейшины переглянулись. «…Внизу не встретить, как ни тянись, за всю свою счастливую жизнь…».

Они подходили ближе и уже довольно ясно доносилось двухголосье: «Нет алых роз и траурных лент и не похож на монумент…».

Наставники добродушно улыбались. Разве можно ворчать на брата, умудренного лезвием тьмы. Для него сейчас все человеческое — эликсир молодости, силы.

Где Ван не помнил, крепкий голос воспитанника тверже выбирал слова, оглушая раскатистым эхом пространство близ монастыря: «Как вечным огнем, сверкает днем вершина изумрудным льдом…».

Снисходительные улыбки патриархов сменились заинтерисованными лицами. Они прислушивались. Русский преподавался в Китае после 1949 года как основной иностранный почти во всех школах.

— «…Надеемся только на крепость рук, на руки друга…».

Эти слова с особым азартом выделял Ван.

Старейшины тихо вошли в храм, стали у дверей. Монахи сидели у стен помещения и компанейски прислушивались к словам русской песни.

— «Мы рубим ступени, ни шагу назад, и от напряжения колени дрожат, и сердце готово к вершине бежать из груди…»

* * *

Несколько монахов дружно подтянули, жестко картавя непривычные для них слова.

— «…Весь мир на ладони, ты счастлив и нем…».

Песня кончилась. Ван поднял кулак.

— Как, а! Такую силу слов редко встретишь. Чувственный народ. Такое не от слабости. Понимание бытия до нервных стружек. Это ли не то, что ставит устремленного человека на пьедестал, а нацию — в первые ряды?