Кейт Уайт - Подвал

Девушки застыли.

— Что такое? — осторожно спросила Роза почти шепотом.

— Льюис, — бросил я Лилии, грозно глядя на нее.

В глазах у нее мелькнул ужас.

— Что?

Гнев во мне закипал, казалось, я вот-вот взорвусь. Дыхание стало тяжелым. Сердце учащенно билось, в кончиках пальцев покалывало. Я не мог с этим ничего поделать. Хотелось разбить что-нибудь. Разбить все. Никогда еще я не был так взвинчен и готов взорваться. Наверное, на меня страшно смотреть.

— Что он сделал? Что ты собираешься делать? — спросила Лилия, и ее глаза наполнились слезами. От отчаянья в ее голосе мне стало нехорошо.

— Заткнись, — заревел я. — Просто заткнись. — Ты проигрываешь. Все выхватят у тебя из-под носа, и ты останешься ни с чем. Неудачник . Я зарычал от отчаянья, схватил стоящую передо мною тарелку и швырнул ее. Она ударилась о лестницу и разбилась. Некоторое время в комнате слышалось только мое тяжелое дыхание. Руки у меня дрожали, зуб не попадал на зуб. Девушки замерли.

Ты потерял контроль. Надо его вернуть. Девушек и меня найдут. Их заберут, меня задержат. Я знал, так будет.

— Нет, — крикнул я, бегом поднялся по лестнице и захлопнул за собой дверь.

Я съехал на обочину дороги и стал ждать. Они сами подойдут. Так всегда бывало. Глядя в зеркало, я пригладил ладонью взлохматившиеся волосы. Руки у меня дрожали, ступня стучала по полу, я не мог расслабиться. Я едва узнавал себя. Я выглядел по-прежнему, но стал тенью человека, который отчаянно хочет вырваться на волю.

К действительности меня вернул стук в окно. Я посмотрел в него и улыбнулся.

— Привет, — промурлыкала грязная шлюха, от вида которой меня сразу затошнило. Она улыбалась, наклеенные ресницы трепетали. — Меня зовут Кэнтрел. Не могу ли я что-нибудь для тебя сделать?

Можешь. Ты меня восстановишь.

Не говоря ни слова, я жестом указал на переднее сиденье, и она села в машину. Я вцепился в руль и поехал к лесу. Она даже не спросила, куда мы едем.

— Тебя как зовут, дорогой?

— Не твое дело.

— Хм, обожаю сварливых. — В самом деле? Неужели ей нравится такой образ жизни или все это лишь спектакль, рассчитанный на меня?

— Не спросишь, женат ли я?

Она громко засмеялась.

— Нет, дорогой. Все, что мне надо знать, — это есть ли у тебя деньги.

У меня челюсть отвисла от такой наглости. Она гордится. Гордится собой, тем, что занимается таким ремеслом. Я глубоко вдохнул. Сознание тонуло в красном тумане, трудно было вести машину. Я хотел, чтобы этой шлюхи не стало.

Пальцы рук, сжимающих руль, подергивались, тяжелое дыхание могло выдать мои намерения. Вот сейчас. Осознание потери контроля, ощущение себя неудачником тяготило, угрожало поглотить меня. Раньше я гордился своим терпением. Я так долго ждал девушек, но сейчас не мог ждать. До дома слишком далеко.

Вот, кстати, и поворот. Я свернул на грунтовую дорогу, уходившую в лес, который так хорошо знал. Ее это нисколько не смутило. Ей, по-видимому, надоело ехать, смотреть в окно и поджимать губы. Устала ждать. Я остановил машину и выключил двигатель.

— И как ты меня хочешь? — спросила она, лизнув нижнюю губу.

— На капоте, — ответил я и скрипнул зубами.

Она захихикала и открыла дверцу.

— О, мне нравится твой стиль.

Я содрогнулся от отвращения и кивнул, жестом приказав ей следовать за мной. Нож лежал у меня в кармане. Я тронул его сквозь толстую ткань пальто. Она медленно пошла ко мне, покачивая бедрами. Я подавил желание броситься вперед и воткнуть нож в ее черное сердце.

Она остановилась передо мной. Я толкнул ее на капот, и она, тяжело дыша, посмотрела на меня снизу вверх. Неужели ей нравится? Нет, не может быть!

— Сними топик, — сказал я, и она тотчас повиновалась. Я почувствовал во рту вкус желчи. Тонкий топик розового цвета прикрывал крошечный розовый бюстгальтер. Что сделало ее такой?

Я поднял голову, вытащил из кармана нож и приставил лезвие к ее горлу. Она ахнула, глаза в ужасе расширились.

— Ч-что ты д-делаешь?

— Беру контроль в свои руки, — ответил я и надавил на нож, легко проколовший ей кожу. Она затряслась всем телом, глаза наполнились слезами. Я разрезал ей кожу от середины шеи до грудины. Она стонала, шипела сквозь зубы и тяжело дышала, терпя боль. Таких широко открытых глаз мне никогда не доводилось видеть.

— П-пожалуйста, остановись. Я сделаю все, что ты хочешь, — заикаясь, умоляла она, дрожа от страха.

Я вздохнул. Неужели она не понимает, чего я хочу?

— Я хочу, чтобы ты умерла. Я хочу тебя убить.

— Нет, — прошептала она и начала плакать. Эти звуки показались мне музыкой. Вот что у меня хорошо получается. Тут я не оплошаю.

— Нет, нет, пожалуйста! — повторяла она.

Я остановил нож против ее сердца.

— Тихо. — Она еще сильнее выпучила глаза. Я схватил нож двумя руками и изо всех сил воткнул ей в грудь. Она не издала ни звука и сразу обмякла.

Я сделал шаг назад, глядя, как ее тело сползает с капота машины и падает на землю. Потом закрыл глаза и сделал глубокий вдох.

Я снова владею ситуацией.

Понедельник, 28 февраля (настоящее время)

Дон сидела за кухонным столом, глядя на разложенные по нему фотографии Саммер.

— Красавица, правда? — спросила она, не отрывая взгляда от фотографий.

— Да, — ответил я.

Она провела пальцами по одному из снимков.

— Мне надо снова увидеть эту улыбку.

— Увидишь, Дон. Хочешь еще кофе?

— Да, спасибо. — Я взял ее пустую кружку и включил кофеварку. — Давно ты встала?

— Не знаю точно. Некоторое время назад. Саммер вечно была недовольна своей прической. Не знаю, почему. Мне ее прическа всегда казалась идеальной.

Я невесело засмеялся и сказал:

— Она же подросток. В ее возрасте это естественно.

— Ты все еще плачешь о ней? — спросила она, застав меня врасплох этим вопросом. — Мне кажется, только я и плачу. Хотя знаю, что это не так.

— Не ты одна, — прошептал я.

Она грустно улыбнулась.

— Ты ведь не сдашься? Нам нельзя сдаваться, как бы долго это ни продолжалось.

Мне ее вопрос показался обидным. Она знала о моих чувствах к Саммер, последние семь месяцев жизни я посвятил поискам. С какой стати мне вдруг сдаться? Я не смогу жить без нее. Не смогу двигаться дальше, пока мы не вернем ее или не поймем, что случилось.

— Никогда.

Тыльной стороной ладони Дон смахнула слезу.

— Мне тяжело думать, что она где-то там и ей страшно. Она знает, что мы найдем ее, ведь правда? Знает, что не бросим поиски. Я бы не вынесла, если бы она решила, что мы сдались.

— Дон, она знает, что мы не сдадимся. Знает, как сильно мы все ее любим. — В этом я не был уверен. Хотя и надеялся. Но никаких гарантий не было. Все сводилось только к надежде. Я хорошо знал Саммер и понимал: возможно, она сейчас хочет, чтобы мы сдались и успокоились. Но только это не произойдет. Когда кто-то умирает и надо прощаться, тогда другое дело. Но мы не знаем, где Саммер и что с ней случилось. У нас нет ответов на вопросы, значит, поиски должны продолжаться.