Кейт Уайт - Подвал

Незнакомая женщина в светло-голубой форме медсестры посмотрела на меня и улыбнулась как своей дочери.

— Здравствуй, Саммер. Меня зовут Тара. Как себя чувствуешь? — Я открыла рот, но смогла произнести только что-то бессвязное. В горле пересохло, как будто я наглоталась песка. Я пожала плечами. Тара улыбнулась. — Болит что-нибудь? — Я кивнула. Болело все, но больше всего — голова. — Ладно. Сейчас принесу обезболивающее. Вода на тумбочке.

— Я сейчас, — сказал отец. Я улыбнулась. Он, конечно, хочет сделать что-нибудь полезное.

Медсестра кивнула.

— Пойду, принесу что-нибудь от боли и позову врача, чтобы ее осмотрел.

— Спасибо, — сказала мама, взяв меня за руку. — Саммер, милая… — Она замолчала и вытерла струившиеся по лицу слезы. Я поморгала, потому что окружающее вдруг снова стало расплываться. В голове стучал пульс, хотелось спать.

Отец налил мне воды в чашку и поставил в нее соломинку. Кто я такая ? Я открыла рот. Вода была прохладной. Я выпила почти всю чашку, и ощущение сухости в горле прошло.

— Как дела? — в палату вошла еще одна медсестра. В руке у нее был шприц — обезболивающее. Я с облегчением вздохнула. Давай! — Саммер, меня зовут Брианна. Не беспокойся. Я не буду тебе что-то делать. Лекарства будут вводиться внутривенно. — Она вставила иголку в трубочку, и ничего не произошло. Долго ли надо ждать, пока это лекарство подействует? — Скоро придет доктор. Вызовите меня, если что-то будет нужно. — Она вышла из палаты, и мы снова остались одни.

Обрывки событий проплывали у меня в сознании, но я не могла упорядочить их. Где Роза, Мак и Фиалка?

— Что… было? — спросила я.

Мама, отец и Генри приблизились ко мне, сели на край кровати. Он маячили надо мной, и я стала беспокойно ерзать. Почему я беспокоюсь, ведь это мои близкие?!

— Ты что-нибудь помнишь, милая? — спросил отец.

— Помню Клевера. Он напал на Фиалку, на всех нас. Где они?

— Остальные девушки? — спросила мама. Голос был тихий, как будто она думала, что я стеклянная и от громкого звука могу разбиться. Отец и Генри снова приблизились.

Сердце у меня остановилось. Где девушки?

— Мне надо их увидеть. Вы можете их найти?

— Саммер, успокойся.

— Где сестра? — я приподнялась, и в голове запульсировала боль. Я застонала и, морщась, опустилась на подушку.

— Найдите их, пожалуйста, — прошептала я, и мои глаза наполнились слезами.

— Милая, успокойся, — проговорила мама. Они переглянулись с отцом, и я не поняла, что это означает. — Сейчас папа сходит и узнает, что с ними.

Кто-то постучал в дверь, и вошла женщина. Не медсестра. Она была в черных брюках и облегающей черной рубашке, на шее — карточка с именем.

— Здравствуй, Саммер. Меня зовут Сесилия. Как себя чувствуешь?

— Где они? — спросила я.

Сесилия улыбнулась. Она знает о них. Наверно, ухаживает за ними.

— Я только что видела Мак, она встает и уже ходит. И Фиалка с нею. Состояние Фиалки критическое, но стабильное.

Я вздохнула. Критическое. Это плохо. В самом деле плохо.

— А Роза? — прошептала я.

— Физически — хорошо.

У меня в глазах появились слезы. Конечно, ей не хватает его.

— Мне надо повидать их.

— Вот почувствуешь себя лучше, и я это устрою.

— Я хорошо себя чувствую. Пожалуйста.

Сесилия покачала головой.

— Извини. Отдохни немного, и тогда я посмотрю, можно ли тебе повидать Фиалку.

Настоящим именем Сесилия называла только меня, но не девушек. Неужели Мак не сообщила их настоящих имен? Мне почти хотелось, чтобы меня называли Лилией — чтобы снова стать такой же, как они. Почти восемь месяцев я видела только Мак, Розу и Фиалку и теперь, без них, чувствовала себя уязвимой. Саммер — мне казалось, что так меня звали давным-давно, в другой жизни. Но я не хотела носить имя, которое дал мне он. Не хотела иметь с ним ничего общего. Только с девушками.

— Он в тюрьме?

Сесилия посмотрела на моих родителей.

— Не могу сказать, Саммер. Спроси у родителей. — Она перевернула мою диаграмму и что-то написала на ней. Осмотрев меня, выпрямилась. — Так, через некоторое время я снова к тебе загляну, и мы обстоятельно побеседуем. Когда будешь лучше себя чувствовать. — Сесилия — явно не сестра.

— Есть хочешь? — спросила мама, когда Сесилия вышла из палаты.

— Нет. Где он?

— Его забрали полицейские, — ответил отец. — Ты теперь в безопасности, Саммер. Он больше не причинит тебе вреда.

Всякий раз, когда ко мне обращались «Саммер», я ожидала, что ответит кто-то другой. Как будто обращаются не ко мне. Я не чувствовала себя Саммер. Я испытывала такое же странное ощущение, как в первые дни в подвале, когда меня называли Лилией.

Дверь открылась, и я вздрогнула. Находиться вне подвала, в реальном мире было странно. Почти страшно. Мне хотелось, чтобы родители и Генри ушли, но они не уходили. Нет, я не искала одиночества. Просто было неловко оттого, что на меня постоянно смотрят, — я казалась себе участницей реалити-шоу.

— Саммер, — Генри помахивал рукой у меня перед лицом. — Как ты? Я пытаюсь до тебя докричаться последние минуты две.

Я нахмурилась. В самом деле?

— Хм. Что?

Он улыбнулся и сел на край кровати.

— Сюда едет Льюис. — Льюис. Сердце у меня запрыгало, в груди что-то затрепетало. Он едет сюда, сейчас. — Хм, — сказал Генри, нахмурившись. — Хочешь его увидеть?

Хочу ли я? Последние семь с половиной месяцев я только этого и ждала. Но теперь, когда это стало возможным, я не могла понять, что чувствую и чего хочу. Не в том дело, что он будет смотреть на меня, как все остальные. Просто мне не надо жалости, особенно его. Только бы оказаться рядом с Розой, Мак и Фиалкой. И почувствовать себя в безопасности.

— Где они? — спросила я.

— Кто?

— Роза, Мак и Фиалка.

— Не знаю, Сам. Но Льюис едет сюда, — повторил Генри и посмотрел на меня как на сумасшедшую.

Мама села на кровать напротив Генри и взяла меня за руку. Я вырвала руку и стала играть с пальцами. Прикосновение мамы показалось мне незнакомым.

— Милая.

Я пожевала губу и постаралась понять, чего хочу. Все запуталось и потеряло смысл. Я ничего не чувствовала.

— Не могли бы вы все уйти? Пожалуйста.

— Что? В чем дело, милая? — спросил отец.

— Просто уйдите, — прошептала я и закрыла глаза рукой. Хотелось свернуться клубком и заснуть.

Меня оставили одну на целых двенадцать минут. Генри пока не вернулся, а родители сейчас сидели на стульях у стены, — все остальное пространство палаты было в моем распоряжении. Они сказали, что не уйдут, но будут молчать, это ведь почти то же самое. Мне этого было недостаточно. Я не хотела, чтобы они сидели в палате. Чувствовала себя виноватой всякий раз, как они смотрели на меня с грустью и замешательством, потому что совершенно потерялась. Хорошо, что хоть Генри, не умолкая, болтал о пустяках.