Кайла Стоун - На грани краха

Ханна начала вспоминать песни, которые пела своему сыну, Майло, каждый вечер перед сном. Но не традиционные колыбельные, а медленные версии ее любимой классики: «Sweet Child of Mine» Guns N Roses, «Your Song» Элтона Джона, «Hallelujah» Леонарда Коэна и «One» U2.

А еще ту, которую они с Майло очень любили: «Blackbird» в исполнении «Битлз».

Ханна подумала о своем сыне. Его пухлом личике и прекрасной улыбке. Она вернется домой, обнимет его и никогда не отпустит.

Слабый звук вернул ее в настоящее.

Она остановилась, чувствуя, как колотится сердце, и напрягла слух.

Послышался отдаленный рокот мотора.

Кто-то приближался.

Ханну захлестнуло облегчение.

Кто-то должен ей помочь. Остановиться и вытащить из этой бесконечной ледяной пустыни. После пяти кошмарных лет кто-то, наконец, приехал, чтобы спасти ее.

Звук двигателя стал громче. Машина, определенно, ехала в сторону Ханны. Всего через несколько мгновений автомобиль выедет из-за деревьев, стоящих в тридцати ярдах от нее.

В глубине сознания мелькнуло крошечное предупреждение. Что здесь делает авто, на этой пустынной дороге, где нет ни одного дома, кроме ее темницы? Что могло находиться в конце дороги, кроме той хижины?

Волосы на затылке встали дыбом, а сердце замерло в груди. Что, если это тюремщик? Что, если прямо сейчас он направляется в хижину, чтобы проверить, как она там? Как еще он туда доберется, если не по этой самой дороге?

А она стоит посреди дороги, как кролик, ожидающий, когда его поймают в силки.

Звук двигателя продолжал реветь. Ханну охватил страх.

Чудовище пришло за ней. С желтыми глазами, черным разрезом рта и тонкими костлявыми пальцами, что вскоре лягут на ее шею и будут сжимать и сжимать…

Ее охватила паника.

«Беги! Прячься!»

Побег стал единственной мыслью в ее безумном разуме.

Ханна неуклюже вскарабкалась на сугроб с правой стороны от дороги. Ее лыжи практически наехали друг на друга, и она чуть не растянулась на земле. Сердце продолжало колотиться, а пульс грохотал в ушах. Она едва слышала приближающийся к ней автомобиль.

Скатилась в заснеженную канаву между лесом и дорогой. Падая, Ханна мельком заметила старую коричневую решетку грузовика сквозь темные ели, за поворотом дороги.

Она лежала на спине и тяжело дышала, охваченная ужасом. А дурацкие лыжи торчали прямо вверх.

Они бы ее выдали.

Кряхтя от досады, Ханна попыталась сместить лыжи и уложить их на землю, но концы лыж застряли в снегу. Она потянулась к застежкам на ботинках, но раздутый живот не давал ей дотянуться до них.

Грузовик приближался. Ханна слышала его, чувствовала, как под колесами вибрирует земля, отдаваясь прямо в ее бьющемся сердце.

Она сумела перевернуться на бок, и лыжи заскрежетали вместе с ней, наконец развернувшись и лязгнув одна о другую.

Ханна прижалась щекой к холодному снегу. Все ее тело сотрясалось и трепетало.

Звук мотора поравнялся с Ханной. Она даже не дышала. Просто замерла.

Грузовик остановился на дороге вровень с сугробом. На холостом ходу, чуть выше нее. Лишь горб снега и канава отделяли Ханну от машины. Если водитель выйдет из авто и выглянет за край сугроба, то обязательно ее увидит.

Она понятия не имела, как выглядит эта машина. Да ей и не нужно было знать.

Кто мог бы остановиться в такой глуши? Чего-то ожидая. Высматривая. Что-то или кого-то.

Над Ханной раздался приглушенный скрип. Какой-то звук, который она никак не могла вспомнить. Звук опускающегося стекла. А потом услышала тот ужасный щелчок, щелчок, щелчок, и до нее донесся легкий аромат сигаретного дыма.

Но не просто сигаретного дыма, а характерный, сладковато-тошнотворный запах гвоздики.

Тот самый запах на одежде тюремщика, когда его толстые пальцы смыкались на ее губах.

Щелчок, щелчок, щелчок зажигалки «Зиппо», звук открывающейся и закрывающейся крышки. Все тот же привычный жест, как если бы кто-то хрустел костяшками пальцев.

Это был он.

Ханну парализовал тошнотворный страх. Сердце билось о ребра, словно крылья дикой птицы, а зрение снова стало размытым. Если тюремщик откроет дверцу и выйдет из машины, она умрет.

Он поймает тебя и убьет. Это конец. Ты почти выбралась, но теперь это конец…

Ее поглотил густой ужас, темнота окутала сознание, и Ханна исчезла. Она снова ушла в себя, и все стало казаться ужасно далеким.

Но внезапно опять вернулась. Ханна не знала, сколько прошло времени — секунды или минуты. Ее сковал холод. Лицо стало мокрым от снега и слез, а сердце все еще трепетало в груди.

Она лежала на боку, прижав левую руку к ребрам и подтянув колени к животу. Вокруг витали запахи льда, сосновых иголок и грязи.

И еще кое-что. Зловоние автомобильных выхлопов.

Грузовик.

Ханна моргнула. Все вокруг казалось черным. Повязка сползла с ее глаз под темные очки. Дрожащими пальцами она подняла правую руку и смяла ткань.

Белоснежный мир вернулся. Плотно утрамбованный снег лежал в нескольких дюймах от ее лица, а рядом находился изгиб сугроба, как и ее сгорбленные колени вместе со сложенными лыжами, одна на другой.

Над головой виднелось серое небо, а голые ветви раскинулись, как костлявые руки.

Память вернулось к Ханне в виде разрозненных кусочков. Звук работающего двигателя. Паника. Щелк, щелк, щелк, от которого у нее скрутило живот.

Тюремщик никуда не исчез. Он все еще находился прямо над ней.

Ханна ждала. Ее тело сотрясала дрожь, разум вопил внутри черепной коробки, а кровь ревела в ушах.

Она потянулась правой рукой к кухонному ножу, привязанному сбоку.

«Я больше туда не вернусь. Я скорее умру, чем вернусь обратно…»

Грузовик поехал. Из-под колес летели снег, гравий и грязь, пока машина медленно катилась по дороге. Рычание мотора стало медленно затихать.

Ханна долго не двигалась с места. Она не знала, как долго продлится ее оцепенение. Она плыла по волнам страха, боли и ужаса. Ее мысли казались бессвязными, а тело застыло.

Ханну не покидала лишь одна ясная мысль.

Это только начало.

Сумерки застилали все вокруг тусклым светом. Тени стали длиннее, принимая незнакомые очертания, которые двигались, выслеживали и прятались, словно демоны.

Снег шел все сильнее. Резкий пронзительный ветер обжигал щеки Ханны, бросая ей в лицо хлопья снега.

Ей приходилось постоянно напрягала слух, в надежде уловить хоть какой-то звук, кроме свиста своих лыж, но она ничего не слышала. Ни рева двигателя, ни других признаков присутствия человека. Она не была уверена, испытывала ли облегчение по этому поводу, или же еще больший ужас.