Анатолий Эльснер - Грозный идол, или Строители ада на земле
- Название:Грозный идол, или Строители ада на земле
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент РИПОЛ
- Год:1910
- ISBN:978-5-386-14570-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Анатолий Эльснер - Грозный идол, или Строители ада на земле краткое содержание
История поселения Зеленый Рай, начавшаяся как поиск Света, оборачивается кровью и страданиями: лидер общины упивается экстатическими практиками, к власти приходят мучители и психопаты, и вскоре каждому взрослому человеку предстоит сделать страшный выбор…
Грозный идол, или Строители ада на земле - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Звеня цепью, она опустилась на солому и, сидя со скрещенными ногами, продолжала смотреть на ласточку, точно и в самом деле ожидала, что ласточка ей ответит что-нибудь. Ничего не отвечала птичка, а только, сидя на окне, стала поворачивать головку, шевеля хвостиком, и снова беззаботно защебетала.
– Понимаю тебя, ласточка чернокрылая, ты щебечешь о свободе, и вот это хочешь сказать: что мне петь людям о свободе, когда они мучают друг друга – ножи точат и цепи куют. Мы, вольные птички, не связываем крылья себе, и у нас нет начальников, а если бы такая птичка нашлась, мы бы ее заклевали. Чернокрылая ласточка, летай по Зеленому Раю со своим щебетанием о птичке-начальнике, которую бы вы заклевали. Вы, умные птички, конечно, смеетесь над нами, людьми: ведь один человек так глуп, что, избирая себе начальников, дает ему в руки веревку, чтобы он связывал людей, когда ни захочет, и палку, чтобы он их бил. Прощебечи это глупым людям в Зеленом Раю и прилетай снова на это окно. Ведь несчастнее меня нет на свете женщины, потому что к столбу прикована я и хожу на цепи… Птичка, птичка, выслушай и пойми, как безжалостен этот человек, который приковал меня на цепь за то, что я люблю не его, а другого… Совесть ведь один судья над моим сердцем, и сердце это на куски разорвать можно, но приказать ему любить того, который противен, как жаба, – это нельзя. И вот, птичка моя, пока в Раю Зеленом была свобода, человек этот молчал, потому что между человеком и его сердцем был маленький бог – совесть. Нет его больше в Зеленом Раю, бога этого, и на место его стал человек с кинжалом в руке и, поставив кинжал, говорит: вот начальник твоего сердца – нож острый… Птичка-птичка, как делается безумен человек и безжалостен, когда глупые люди дают ему в руки бич, чтобы он бил их… Прощебечи это людям, ласточка чернокрылая, и говори им, что лучше позволить вырвать глаза себе, чем свободу из сердца, потому что, когда нет свободы, тогда все равно ворон выклюет и глаза… Птичка-птичка, лети к моему милому, который, как и я, ходит вокруг столба с цепью на ногах… Спой ему грустную песню о Василисе и расскажи в этой песне, что я, как и он, хожу, звеня цепью, туда и сюда, и что в моем сердце отдается звон и других цепей – у него они на ногах, что сердце мое обливается кровью… Птичка-птичка, превратись в черного орла и, вцепившись в мою грудь острым клювом, вырви мое сердце и отдай моему милому… Пусть он знает, что это все, что осталось от Василисы несчастной, – сердце, полное любви и слез.
Слезы хлынули из ее глаз и, сидя на своей соломе, она закачалась в чувстве безысходной тоски, а ласточка, повернув головку, снова прощебетала что-то и, неожиданно вспорхнув, точно желая сказать: «Ты так плачешь, что я не могу смотреть на твои слезы», улетела. И осталась узница одна, и долго она сидела так, покачиваясь телом, и слезы падали на ее колени, и вокруг царила могильная тишина.
Зазвенел железный засов, дверь раскрылась, и перед узницей появился огромного роста человек в черной одежде, и на груди его сверкал кинжал, прикрываемый рясой. Остановившись у двери, он выставил свою расплюснутую ногу и начал пристально смотреть на узницу со змеившейся по его тонким губам злой улыбкой. Женщина стояла у столба, прислонившись к нему спиной и затылком, с опущенными вниз руками, с широко раскрывшимися в смертельном ужасе огромными черными глазами, которые сверкали из орбит каким-то могильным, тоскливым блеском. Она вся дрожала с головы до ног, и все сильнее, чем далее человек с кинжалом смотрел на нее злыми глазами, и голова ее нервно двигалась, и шевелились черные как ночь волосы, падающие по ее белым плечам.
– Выучилась стоять-то, миленькая, перед начальником, хорошо стоишь, приятно и глядеть-то… а прежде заносила, кобыла горячая, под облака взлетала, и там о свободе Зеленого Рая песню слагала вместе с Гвоздиковым… Сердце ты мое тогда скребла, Василиса, и жалости не было к Парамоше нисколько… Теперь не то: у столбика смирно стоишь, перед начальником, значит, и только головой пошатываешь… Дай посижу-ка.
Парамон поставил стул напротив своей узницы, сел на него и стал мрачно смотреть на женщину.
– Василиса!..
Она вздрогнула, но ничего не отвечала и только еще больше вытянулась, стоя у столба.
– Василиса!..
– Господин начальник, – слабым голосом отозвалась узница, продолжая не двигаться. Парамон чуть слышно прошептал:
– Пляши.
Губы ее жалобно полураскрылись, голова склонилась к плечу и, глядя на него молящими глазами, она чуть слышно прошептала:
– Пощади меня.
В душе Парамона на одно мгновение шевельнулось что-то вроде сострадания, и, отведши глаза от нее, он стал смотреть вниз в одну точку неподвижными зрачками, и потом как бы в раздумье сказал:
– Плясала с Гвоздиковым-то.
В один момент лицо его снова сделалось неумолимо злым, но, продолжая смотреть вниз, он только поднял кинжал над головой.
Узница подняла руки к плечам, пальцы ее нервно забились, и в то время, когда она срывала рубаху с себя, из ее глаз брызнули слезы.
Парамон стал смотреть на нее, протягивая вперед руку с кинжалом.
Она плясала.
Цепь звенела в такт каждому ее движению, и, волоча за собой цепь, она плясала вокруг столба – вперед и назад. Слезы не переставали литься из глаз ее, и в бледном лице было что-то убитое и страдальческое, и каждый раз, когда она подымала ногу, губы ее вздрагивали в конвульсиях. Парамон смотрел на нее пристально тяжелым, каким-то мертвенным взором. Вдруг, как бы потеряв сознание, она высоко-высоко подпрыгнула несколько раз и упала у ног Парамона.
– Пощади меня.
Деспот молчал, глядя на нее тяжелыми, действующими на нее, как холодный свинец, глазами. Бледное лицо его было неумолимо злым, но вдруг, неуловимо улыбнувшись тонкими губами, он сказал:
– Знаю, миленькая, думаешь ты, что Парамоша зверь лютый. Вот и неправда. В Зеленом Раю нет человека жалостливее, как пророк божий. Спроси – всякий скажет… Зато и власть такую имею в нашем Раю, как бы Моисей… Законы даю, и через меня, собственно, люди стали как стадо покорное… Для бога хорош и для людей кроткий и ласковый… Вот и тебе с Гвоздиковым хочу хорошее сделать… Правда, долго вы, хватаясь за рога мои козлиные, плясали под кустиками… Да уж ничего… Ступай с Гвоздиковым жить, Василиса милая… Потерзал вас малость, и буде… Забывчив я на злое, и рука моя легка… Что мучить вас – до гроба доводить, – оно нехорошо. Сам помру скоро, хоть и пророк, и к ангелам причислен уже за кротость… Земля-то для всех разверзается в свое время, и над жестокими и Бог посмеивается с небеси, да и Лай-Лай-Обдулай… Беседовал с ним намедни, серчает, гневается бог: «Пророк, пророк, что жену-то терзаешь за блуд… Блуд – веселье человекам, вот я и бог, а блудлив, как кошка… Сними с обоих цепи-то, и пусть оба прыгают через рога твои… меня это повеселит…» Не могу ослушаться я бога… отпущу…
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: