Карен Макманус - Кузены [litres]

Я удивленно склоняю голову набок:

– Статья?

– Да, в «Ю-эс-эй тудэй», об участии вашей команды по плаванию в национальных соревнованиях. Я прочел, и меня снова будто током ударило – как же мы все отдалились друг от друга! Просто ужасно так мало знать о тебе. Моя племянница – выдающаяся спортсменка, а я даже не в курсе!

– Ну уж выдающаяся… – Я чувствую, что краснею. – Это все команда…

– Все равно громадное достижение! – возражает дядя Арчер, и я смаргиваю вдруг подступившие слезы. Отец тогда даже не присутствовал. Сказал, что плохо себя чувствует, а скорее всего, просто не захотел оказаться в одном месте с женой и любовницей. – Я был очень горд за тебя, хотел поздравить, но побоялся, что это будет выглядеть странно – вот так вдруг, ни с того ни с сего. Мы ведь практически незнакомы. Потом я подумал о матушке – она ведь никого из вас вообще никогда не видела. Я сказал Эдварду: а вдруг, познакомившись с внуками, она бы поняла, какую ошибку совершила, отказавшись от всей своей семьи? Тогда-то мне в голову и пришла идея.

Милли все время разговора держала язык за зубами, но здесь не сдержалась.

– Идея притащить нас сюда под ложным предлогом? – перебивает она.

Тон сказанного, правда, не так резок, как слова, и дядя Арчер только грустно улыбается.

– В голове у меня это звучало куда более благородно, но – в общем, да. Если коротко, то именно так. Эдвард все равно собирался уезжать отсюда, так что я уговорил его пригласить вас от имени матери. – Он откашливается. – Я, э-э… не в лучших отношениях с вашими родителями, так что их не стал посвящать. Решил, что они простят мне обман, если план сработает.

У меня уже голова начинает болеть от попыток осмыслить обрушившуюся на нас информацию.

– А в местную газету тоже вы сообщили?

– Да, – признается дядя Арчер. – Подумал, что это даст вам больше времени – матушка очень заботится о соблюдении приличий. Никак не ожидал, что вы встретитесь с ней в первый же день. Но я рад, что так случилось, потому что вышло ведь по-моему, правда? Она действительно захотела узнать вас поближе. Пригласила в Кэтминт-хаус и на летний бал…

– Да, после того как две недели нас игнорировала. Больше похоже, что она пытается сохранить лицо, чем на самом деле установить с нами контакт. – Милли качает головой, нахмурившись: – Но я пытаюсь понять – каков дальнейший план? Она ведь рано или поздно поймет, кто нас сюда вытащил.

Дядя Арчер глядит на нее с недоумением.

– Ну да, конечно. Я сам собирался все рассказать после бала. – Он трет ладонью лицо. – В письме, скорее всего. Вряд ли матушка пожелает меня увидеть.

Милли смотрит на дядю Арчера так, будто у него выросла вторая голова.

– Но она же разозлится на вас за обман! И ни за что не восстановит в правах наследования!

Тот морщит лоб.

– В правах наследования?

– Ну да. Не впишет снова в завещание. Не сделает наследником, – поясняет Милли. – Разве вы не этого добиваетесь? Моя… наши родители ни о чем другом и не мечтают. Так ведь? – добавляет она, взглянув на меня и потом на Джону.

– Да, э-э… мои уж точно, – слегка поперхнувшись, подтверждает тот.

– И мои, – говорю я.

– Ну… – моргает Арчер. – Наверное, это прозвучит наивно, но я правда хотел только, чтобы ваша бабушка с вами познакомилась. А вы – с ней.

После его слов на минуту повисает тишина. Я с трудом могу поверить в услышанное – чтобы одного из Стори не волновало утраченное состояние? Это идет вразрез со всем, что мне известно о семье отца. Однако я действительно не могу представить, как текущая ситуация может обернуться дяде Арчеру на пользу. Даже если бабушка в конце концов примет нас с распростертыми объятиями – а это уже очень большое допущение, – все равно она будет чувствовать себя одураченной младшим сыном. А, как мы знаем, она не из тех, кто легко прощает.

– В любом случае, как только я покажусь на работе, меня, скорее всего, выкинут отсюда. – Дядя Арчер вздыхает, глядя в пол. – Поэтому я и избегал там появляться в последнее время. Ну, в каком-то смысле…

– Почему? – спрашиваю я, потом припоминаю, что он сказал Робу в самом начале: «Меня все равно уже раскрыли». – Вас кто-то здесь узнал?

Дядя Арчер кривит лицо.

– Фред Бакстер. Надо же было именно на него напороться! Наш семейный врач. Сейчас у него деменция. Я столкнулся с ним в аптеке на прошлой неделе. Он торчал там с потерянным видом – видимо, от сиделки сбежал. Я предложил пойти поискать ее, а он мне: «Не нужно, Арчер, спасибо, я хотел бы побыть один». – Он качает головой. – Я-то думал, старик не в состоянии найти дверь, а он, единственный на всем острове, кто увидел мое истинное лицо. Спросил, где я остановился на острове, и… Меня это так врасплох застало, что я правда назвал ему адрес.

– Он мог все забыть, – говорю я утешающе. – Мы виделись – у него очень плохо с памятью.

– Вы встречались с доктором Бакстером? – удивляется Арчер.

– Сомневаюсь, – одновременно с ним произносит Джона.

Я перевожу взгляд с одного на другого, но Джона ничего больше не говорит, так что я отвечаю дяде:

– Скорее с его внучкой, но он… тоже там был.

Тут я умолкаю, потому что не имею ни малейшего желания погружаться в омут пересказанных Хейзел отвратительных слухов.

Дядя Арчер в замешательстве.

– Допустим, но… да не важно, запомнил меня Фред Бакстер или нет. Как только я все расскажу матери, только вы меня тут и видели. – Он наклоняется вперед, уперев локти в колени, на лице вдруг проявляется безграничная усталость. – Вы, наверное, считаете меня чокнутым. Может, так оно и есть. Но я правда хотел как лучше.

У меня гудит телефон. Я машинально достаю его из кармана и без особого интереса смотрю на экран, но, увидев, от кого сообщение, впадаю в ступор.

«Томас: Как жизнь?»

Я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться. Выкроил наконец-таки немного времени для меня. Почему именно сейчас, после двух недель молчания, а, Томас? Хотя я знаю почему – потому что я перестала о нем думать.

Он всегда это чувствует. Годами я только и делала, что вилась вокруг него, сама получая взамен жалкие крохи, и менялось что-то только тогда, когда я начинала уделять ему меньше внимания. Даже если это было ненамеренно. Например, в прошлом году он не хотел идти со мной на весенний школьный бал, потому что «танцы – это скучно». Однако стоило мне заметить, какие красивые темно-карие глаза у новенького, с которым меня поставили в пару на биологии… Я ни разу даже не упомянула его имени, но мой парень тут же ощутил, что я уже не так зациклена на нем самом. И вдруг оказалось, что на бал мы все-таки идем – причем как будто так и задумывалось с самого начала.

Томас начинал беспокоиться, только когда переставал чувствовать должный, по его мнению, уровень обожания. Совсем как… О господи! От пришедшей вдруг в голову мысли меня чуть наизнанку не выворачивает. Не только от отвращения к самой себе – как я могла столько времени терпеть такое? – но и оттого, что до меня только теперь доходит: фактически я все эти годы встречалась с более юной версией своего отца.