Карен Макманус - Кузены [litres]

Джона начинает смеяться:

– Черт, Обри! Смотрю, ты решила не останавливаться на мести по мелочам? Теперь планируешь проникнуть туда под покровом ночи и обворовать бабулю?

– Я вообще ничего не планировала, – признается та. – Просто действовала по инерции.

Убрав ключ-карту обратно в карман, она вытягивается и закидывает руки за голову.

– Странный день сегодня выдался. И ночь тоже.

– Я уже вообще перестал что-либо понимать в происходящем, – соглашается Джона.

– Интересно, что мы все время возвращаемся к Андерсу, правда? – говорю я. Пока мы убирались, у меня из головы все не шла ухмылка на лице дяди во время его речи. Кажется, он буквально наслаждался своей ложью.

Я жду, что Джона горячо согласится со мной, учитывая его ненависть, однако он замечает:

– Не только к нему. – Я удивленно оборачиваюсь, и он поясняет: – Еще к Терезе Райан, которая, в отличие от Андерса, никогда не покидала остров. Все это время она была здесь и нашептывала что-то вашей бабушке.

Я перекатываюсь на бок.

– О чем ты говоришь?

– Ну представь – предположим, Тереза психически неуравновешенна. Потеряв сына, она слетела с катушек и что-то сделала с Кайлой Дьюгас, а потом заставила доктора Бакстера это скрыть. Ваша бабушка могла узнать, но она слишком зависит от помощницы, чтобы что-либо предпринять. После разрыва с детьми – на кого еще теперь положиться? – Видя на моем лице сомнение, он пожимает плечами: – Версия вполне реальная, если учесть, что происходило здесь за последние двадцать лет, так ведь?

Вынуждена признать – тут он прав.

– Но зачем миссис Райан причинять вред Кайле?

– Не знаю. Но, услышав ее имя, ваша бабушка здорово психанула. Что-то здесь нечисто.

Обри безуспешно пытается подавить одолевающую ее зевоту.

– Слушайте, я просто сплю сидя. Глаза сами закрываются. Давай переночуем здесь, ладно, Милли? Меня так и тянет в ту свободную кроватку. Она двуспальная, обе поместимся. Я во сне не пинаюсь, честно.

– Ну давай… – Я перебираю пальцами подол своего красного платья. Не лучшая пижама, конечно, но на одну ночь, наверное, сойдет.

Джона замечает мой жест.

– Можешь взять что-то из моих вещей, – предлагает он и поспешно добавляет: – Они все чистые.

– Ладно, – говорю я.

Обри со вздохом облегчения поднимается.

– Тогда я спать. Увидимся утром.

Я смотрю вслед, пока она не сдвигает стеклянную дверь и не исчезает в доме, потом, чуть улыбнувшись, поворачиваюсь к Джоне:

– Спасибо, что предложил. Спать в платье меня как-то не особо привлекало.

– Тем более если оно – семейная реликвия, – кивает тот. Я озадаченно наклоняю голову, и он поясняет: – Это же платье твоей мамы, так?

Я удивленно усмехаюсь:

– Да, а ты откуда знаешь?

– Ты сама сказала, в первый же день, на пароме. Оно как раз было на тебе.

– Не могу поверить – ты запомнил?

– И не только это. Еще ты не снимала солнечные очки, хотя шел дождь. И назвала меня моделью и гномом с запором практически в одном предложении. – Я ухмыляюсь – это я тогда неплохо выдала. – Потом купила нам джин с тоником и попыталась выведать наши секреты. У меня их было три. Первый – что на самом деле мы не родственники. Второй – что твой дядя довел моих родителей до банкротства, и я вынашивал идиотскую затею заставить его об этом пожалеть.

– Ну, не такую уж идиотскую, – признаю я. – Если бы ты мне сказал, я бы даже, может быть, тебе помогла.

– Да, надо было признаться. – Он смотрит мне прямо в глаза, и от внезапного напряжения в его взгляде у меня перехватывает дыхание. – Только меня все время отвлекал третий секрет – когда я встретил тебя, то решил, что ты самая красивая девушка на свете. Видишь?.. – Его рука касается моей. – Я помню все.

От его слов и прикосновения по коже у меня бегут мурашки, но я все же отстраняюсь.

– Не стоит тебе связываться со Стори. От нас одни проблемы.

Он криво улыбается.

– Как и от меня. Я не смог даже притвориться одним из вас. И с летнего бала нас погнали из-за этого.

Да, верно. Хотя вообще-то нет. Как там сказал дядя Арчер? «Не забывай о способности прощать, ладно? Если бы я чего и желал для нашей семьи, то именно этого». Он был прав, и до меня вдруг доходит, что он имел в виду прощать не только других – то, чего не дано Милдред. Вспомнив их разговор с Уной, я понимаю: речь шла также о том, чтобы простить себя. А это невозможно, если не признать сперва, что сделал что-то неправильное.

– Я тоже виновата, – говорю я. – Ты просто хотел помочь, а я начала на тебя вешаться. Дядя Андерс, конечно, так и так от нас бы мокрого места не оставил, но все было бы не так ужасно, если бы я не полезла к тебе целоваться в разгар бала.

Джона улыбается.

– Вот уж о чем я точно не жалею!

С бьющимся сердцем я протягиваю руку и перебираю пальцами воротник его футболки.

– Я тоже. Только лучше бы все обошлось без лишнего бокала шампанского. И без публики.

– Ну, сейчас тут никого нет… – Он проводит большим пальцем по моей щеке, и меня словно пронзает разряд тока. – Если вдруг хочешь попробовать еще раз…

Да, я хочу.

Скользнув под простыни, я тут же чувствую, что прямо сейчас уснуть мне не удастся. Со мной иногда так бывает, когда переутомляюсь – совершенно некстати открывается второе дыхание и глаза буквально отказываются смыкаться, как бы отчаянно я в этом ни нуждалась. Однако возвращаться во двор мне не хочется: наверняка Милли и Джона предпочитают сейчас остаться наедине.

Я беру телефон с ночного столика. Аккумулятор садится, а зарядки у меня с собой нет. На один звонок, наверное, все-таки хватит. Надо поговорить с мамой, рассказать, что случилось, и условиться насчет моего возвращения домой. Тем более ей еще как-то решать вопрос с самолетом – обратный билет в Орегон у меня на конец августа, и я понятия не имею, удастся ли поменять день вылета.

Однако досада за невозможность заснуть подливает масла в разгоревшийся огонь тлевшей все это время обиды, и я набираю совсем другой номер. И даже рада, когда трубку на том конце снимают.

– Ну и ну, какой сюрприз…

– Привет, пап. – Я подкладываю тощую подушку под изголовье, чтобы можно было полусидеть. – Хотела сказать тебе – я очень зла на тебя из-за того, что ты изменил маме, да еще и с моей тренершей. Мне кажется, ты должен передо мной извиниться. Если ты сделаешь это – искренне, по-настоящему, – я, может быть, подумаю над тем, чтобы попробовать тебя простить.

– Ситуация не так проста, как тебе представляется, – возражает отец. Я знала, что так и будет, но сердце у меня все равно сжимается от его самоуверенного тона. – Чтобы брак нормально функционировал, усилий только одного человека недостаточно, а твоя мать…