Кэтрин Купер - Шале

Дидье кивает.

— Никаких проблем. Я все понимаю. Давайте просто пообедаем вместе, а потом мы отвезем вас в больницу, опознать тело.

Обед очень неплох. Похоже, меня отвели в лучший ресторан курорта — судя по обложке меню, недавно он получил мишленовскую звезду. Нам подают несколько крошечных блюд, больше похожих на произведения искусства, чем на еду. К моему облегчению, мы отвлекаемся от темы несчастного случая, перейдя на простую успокаивающую светскую болтовню; я рассказываю про мои путешествия и жизнь в Таиланде, а Дидье, в общих чертах, — о курорте и своей карьере. Судя по всему, это заготовленная речь, которую он привык произносить перед журналистами и бизнесменами, желающими инвестировать в курорт.

Устрицы потрясающие; никак не могу запомнить, в каких месяцах их можно есть — когда в названии есть буква «р» или когда ее нет, — но в таком роскошном месте волноваться об этом не приходится. Десерт впечатляет: это шоколадный крем в сфере из сахарных нитей. Но когда подают кофе с птифуром, я, несмотря на несколько выпитых бокалов прекрасного вина, чувствую, как настроение стремительно портится. Сейчас мне предстоит увидеть тело Уилла.

Никто не говорил, что я обязан это сделать, но, судя по всему, именно этого от меня ожидают. Я не знаю, как это работает, но вроде бы сейчас все решает анализ ДНК? Или карта от дантиста? Он ведь умер много лет назад…

Я действительно не представляю, чего ожидать.

После поездки в машине, показавшейся мне вечностью, хотя на самом деле она длилась не больше часа, мы подъезжаем к небольшому госпиталю.

В приемном отделении Дидье что-то говорит женщине за стойкой, и она бросает на меня сочувственный взгляд — я уже начал к этому привыкать, — а потом пускается в многословные объяснения, сопровождающиеся активной жестикуляцией. Наверное, объясняет, куда нам идти.

— Итак, вас уже ждут, — сообщает Дидье. — Тело вашего брата находится в часовне. Решайте сами, хотите ли вы его увидеть; если это кажется вам слишком тяжелым, необходимости нет. Будет достаточно, если, с вашего разрешения, у вас возьмут мазок из полости рта для анализа ДНК, и он подтвердит, что… нашли действительно Уилла.

Меня охватывает паника. Хочу я посмотреть на него? Я не знал, что у меня будет выбор. Как он может выглядеть, пролежав столько лет в снегу?

— Хм… даже не знаю… не уверен… — бормочу я.

Дидье трогает мою руку, и на этот раз я с изумлением осознаю, что рад прикосновению другого человека.

— Простите. Мы должны были разъяснить вам процедуру. Сейчас я отведу вас к медсестре — она уже видела вашего брата. Она возьмет мазок и, возможно, расскажет вам, чего ожидать. Тогда и решите, хотите вы видеть его или предпочтете запомнить таким, какой он был. Вы согласны?

Я киваю и с трудом заставляю себя прошептать:

— Спасибо.

У меня подкашиваются ноги и выступают слезы на глазах. Наверное, не стоило пить столько вина за ланчем. Я спотыкаюсь, и Дидье осторожно подводит меня за локоть к стулу.

— Принести вам чего-нибудь? Может, стакан воды?

Единственное, чего мне сейчас хочется, это лечь и заснуть, но я соглашаюсь выпить воды, потом делаю пару глубоких вдохов, и головокружение проходит.

— Извините. Спасибо вам. Сами понимаете, день сегодня эмоциональный. Но я уже в порядке. Можем идти к медсестре.

Сестра, пожилая женщина с добродушным лицом, совсем не говорит по-английски. С помощью Дидье она объясняет, что возьмет мазок у меня с внутренней стороны щеки, делает это, а потом заталкивает подобие гигантской ватной палочки в пластмассовую трубку.

Она долго что-то объясняет на французском, и Дидье переводит:

— Сестра сказала, что результат будет готов в течение суток, потому что, с учетом обстоятельств, анализ проведут в срочном порядке. Она читала отчеты полиции и патологоанатома, а также видела вашего брата и хочет подчеркнуть, что по состоянию… хм… в общем, по его телу и оставшейся одежде можно почти с уверенностью утверждать, что это Уилл.

Я киваю, и голова снова кружится.

— Да. Да, я понимаю.

— Еще она сказала, что вы можете увидеть его, если хотите, потому что многие родственники находят в этом утешение. Однако в данном случае, поскольку он долго пролежал в горах, тело выглядит плохо, и вы, возможно, предпочтете не смотреть на него. Но она подчеркивает — это только ваше решение.

Я киваю, на этот раз помедленней. До сих пор не могу решить, как будет лучше.

— Поскольку тело — то есть, прошу прощения, Уилл — пробыло в снегу так долго, установить причину смерти не представляется возможным, — продолжает Дидье. — Хотите, чтобы я сообщил вам некоторые детали из отчета патологоанатома, или лучше не стоит? Вы могли бы и сами его прочитать, но отчет на французском.

— Скажите, что там написано; я хочу знать, — с удивлением слышу я собственный голос, хотя на самом деле не знаю, нужно ли. Это все равно ничего не изменит.

Дидье кивает.

— Хорошо. Судя по всему, произошло падение — сломано несколько костей и основание черепа. Высота была большая — это объясняет в том числе, почему его не нашли, ведь тело лежало далеко от склона. Он погиб мгновенно и не страдал. Надеюсь, это немного вас утешит.

Я киваю.

— Спасибо. Мне важно было это узнать.

— Я могу также напомнить, во что он был одет. На нем была голубая лыжная куртка «Спайдер» и черные брюки — они разложились сильнее, поэтому фирму установить не удалось. Вы не помните, какой…

Я трясу головой.

— Простите, это было так давно… Я не помню, в чем он катался.

Я не добавляю, что не стал проявлять фотографии, которые сделал в ту поездку. Не хотел ворошить воспоминания.

— Ничего страшного. Результаты анализа поступят очень быстро и всё подтвердят. Теперь осталось решить, хотите ли вы увидеть вашего брата.

Я вдруг понимаю, что принял решение.

— Нет. Благодарю. Думаю, я воспользуюсь советом медсестры — запомнить его таким, какой он был. Думаю, Уилл и сам этого хотел бы.

Но я знаю, что это неправда. Ему было бы наплевать, захочу я смотреть на его труп или нет. Единственное, чего он хотел бы, — это остаться в живых.

Январь 2020 года, Ла-Мадьер, Франция

Реа

До сих пор мне удавалось избегать продолжительного общения с Адамом. Он не выказал никаких признаков узнавания, когда мы завтракали, да и, как сказал Кэмерон, с чего бы? Это произошло так давно, и в тот день стоял такой холод, что мы были закутаны по уши и он даже не видел моего лица. И вообще, у него было двадцать лет на то, чтобы разобраться в ситуации и предпринять какие-то действия, а он ни разу не дал о себе знать. Соответственно, мне не о чем волноваться.