Рику Онда - Дом с синей комнатой

Подняв голову, я увидел красивые белые цветы.

Цветы индийской сирени.

Поразительно белые. Заметив их, я подумал, что все дерево целиком было чистейшего белого цвета.

Почему-то я испугался. На мгновение кровь перестала бежать по сосудам, я застыл. Кажется, даже температура понизилась. Я до сих пор помню этот холод на коже.

Я подумал: «Вот он — Голос, который слышал Брат».

Так странно… Я напрочь забыл обо всем, что касалось его. Жил, не вспоминая об убийствах, о его смерти, но в ту секунду я почему-то тотчас вспомнил о нем.

Я стоял там в сомнениях, мучаясь от страха и любопытства, не зная, что делать дальше.

Стоя там, я наконец осознал, что не ослышался, — это был настоящий человеческий голос.

Прямо за деревом индийской сирени было открыто окно, откуда доносилось несколько женских голосов — они разговаривали и смеялись.

Я смог немного успокоиться. Действительно, выглядело так, что голоса, доносившиеся из окна позади дерева, принадлежали цветам. Если подумать, ничего странного.

Это был старый роскошный дом, теперь выглядевший немного обветшалым. Дом в западном стиле, с тремя круглыми окнами на фасаде. Похоже, когда-то в нем находилось клиника — виднелась закрашенная табличка.

Немного придя в себя, я пошел дальше. Я убедил себя в том, что это было простое совпадение — устав от жары, я, должно быть, решил, что часть чужого разговора со словами «что ж, тогда умри» предназначалась мне. Решив так, я наконец окончательно пришел в норму.

Но что-то заставило меня подумать, что Брат наверняка слышал точно такой же голос.

Иди и умри .

Вот что голос сказал ему тем утром.

Так же звонко и четко.

Любой, услышав его, решил бы, что должен выполнить указания.

Поэтому Брат, ответив: «Да», вернулся домой и надел петлю на шею.

— Надо же, мир словно исчез…

— Да, странно. Как будто шум моря вдруг затих.

— И правда, так тихо… Кажется, что мир вокруг меня и вправду исчез. Ну вот, снова…

— Да.

— Словно остались только мы вдвоем.

— Действительно.

— Надо же, снова… Обычно это не длится долго.

— В Испании говорят: «Ангел пролетел».

— Как красиво сказано! Это о таких вот моментах тишины?

— Да. Так говорят, когда все собеседники одновременно замолкают, и во время оживленной беседы вдруг возникает пауза. Испанцы вообще более разговорчивы, чем японцы, потому такие моменты там, должно быть, редкость.

— Вот оно что…

— Вполне ожидаемое выражение для христиан.

— Но у меня дома всегда так шумно…

— Конечно, ты же из большой семьи.

— Кто-то постоянно рядом, радио и телевизор включены с утра до вечера. Нет места для ангелов.

— Это же здорово? Всегда быть среди близких.

— Нет. В наш дом не заглядывают ангелы. Вот почему там…

— Что?

— Нет, ничего. В нашем доме не бывает моментов, когда пролетают ангелы.

— Это лучше, чем быть одному. Быть среди людей куда лучше.

— Я хочу быть одна.

— Что?

— Хочу быть одна.

— Почему?

— Или хотя бы с кем-то, кто не обязан быть рядом по долгу службы и не уверен, что одна я не справлюсь.

— Но ведь все просто заботятся о тебе.

— Неужели я прошу слишком многого? Побыть одной. Одной отправиться в другую страну, куда я захочу. Или, по меньшей мере, вдвоем с кем-то.

— О, снова…

— Как много пролетело ангелов… Наверняка они подслушивают нас — точь-в-точь как моя мама дома.

Люди по природе своей греховны. С самого своего рождения человек приходит в этот мир с грузом грехов. Поэтому всю жизнь он проводит в покаянии. Слушай внимательно.

Этот мир полон страданий, насилия и кровопролития. Что, если не грех, рождаться в этом мире? Что, как не доказательство людской греховности? Радость мимолетна. Как слабый луч света в бесконечном море страдания.

Покайся. Ибо с самого своего прихода в этот мир ты греховна. Ты должна нести ответственность за свои грехи, признаться в них. Помолись! Кто-то всегда смотрит за тобой, он непременно увидит все твои прегрешения, не сомневайся! Все твои скверные мысли, все дурные поступки.

Кто-то всегда увидит, стоит тебе оступиться.

— Ты слышал об Утопии?

— Да.

— Говорят, это райский уголок, как Шангри-Ла в Китае. Идеальная страна, куда все хотят попасть.

— А, как Утопия Томаса Мора…

— Томас Мор? Кто это?

— Английский философ и политик шестнадцатого века. Он был обвинен в государственной измене и казнен, когда выступил против развода Генриха Восьмого. Вдохновленный идеями Ренессанса, он придумал идеальное общество, свободное от религии и политики, где все равны, и назвал его Утопия.

— Ничего себе…

— Для людей того времени это было что-то вроде фантастики, как научно-фантастические романы сейчас.

— Надо же, совсем не так, как я думала. Я представляла что-то красивое, похожее на рай.

— Вот как? Но религия в западной культуре тоже играет важную роль.

— Я так хотела туда попасть, но теперь передумала. Выберу другую страну.

— Другую страну?

— Я даже название уже придумала. Страна только для нас двоих. Ах, кто-то идет…

— Это дети.

— Хисако-тян, Хисако-тян!.. Хисако-тян, а кто это?.. Да, кто?

— Это — мой юудзин [85] Юудзин ( яп .) — друг, приятель. Созвучно с англ. именем Eugene (Юджин), при заимствовании которого в японский язык происходит фонетическая адаптация. .

— Юудзин?.. Его так зовут?.. Юудзин?

— Да.

— Юудзин, Юудзин, давай поиграем, Юудзин!.. Поиграем вместе, Юудзин!

— Хорошо. Давайте поиграем там, в саду у церкви.

Жил-был одинокий старик.

Он долго жил совсем один. Тело его было слабым, а разум охвачен дремотой, и видел он сны о своем детстве.

— Странно, — говорил он, — когда так долго живешь один, то детство помнишь так, словно это было вчера. Например, дайте подумать… помните, как мама раздала нам печенье в прошлом году? Как здорово оно пахло! Печенье в форме медвежат, с кусочками чайных листьев… Ну что, стоило мне заговорить о запахе, как вы сразу вспомнили? Замечательный аромат. Радостное предвкушение перед Рождеством. Словно это было вчера.

Вот так старик мог легко вспомнить свое детство — как ловил рыбу на реке, надев соломенную шляпу, как весело запускал фейерверки на побережье… Эти яркие воспоминания детства были куда приятнее долгих лет, проведенных в страданиях из-за болезни.

Он очень любил фейерверки. С приходом лета радостно запускал их с дядей или с детьми по соседству. Стоило ему услышать о фестивале или конкурсе салютов, он непременно направлялся туда, как бы далеко они ни проводились. Ему ничуть не надоедало внимательно следить, не моргая, за взрывающимися в ночном небе красочными огнями.