Мариэтт Линдстин - Воскрешение секты

«Виа Терра» показалась ему идеальным местом. По крайней мере, поначалу. Организация, где верили в сверхъестественное и держали животных. Знал бы он тогда… А теперь он в западне. С каждой коровой, с каждым хряком и бараном его связывала личная привязанность. Немыслимо было оставить их этим непредсказуемым людям. Даже нельзя быть уверенным, что кто-то накормит животных, когда Якоба не будет рядом…

Тишина в усадьбе продолжалась несколько часов, пока на скотный двор не вбежала Корина из хозяйственного отдела.

— Весь персонал собирается в столовой!

— Но почему об этом сообщаешь ты?

— Я — новая секретарша Франца. Поспеши, Якоб.

— Черт, как быстро все меняется… А что случилось с Мадде?

В глубине души Якоб надеялся, что Мадде, по крайней мере, не отправят на скотный двор, так что ему не придется возиться с ней.

— Понятия не имею, но Франц наверняка расскажет.

Они вместе побежали в столовую. По пути Якоб косился на Корину. Она явно нервничала — предвидела, что их всех ожидает. Но она точно во вкусе Освальда — тоненькая, почти анорексичка. Ей всего семнадцать — созревшее яблочко, которое Освальд с удовольствием сорвет с ветки, — и красивая, но не такая крутая, как была София. Якоб задумался, долго ли Корина сможет выдерживать давление в офисе Освальда.

Когда они вошли, в столовой царила мертвая тишина. К ним обернулись несколько раздраженных лиц. Почти все стулья оказались заняты, так что Якобу с Кориной пришлось сесть впереди.

Освальд уже был на месте. Он стоял, прислонившись к кафедре, с которой обычно произносил свои обращения. Не удостоил их даже взглядом, когда они прошли внутрь и уселись на свободных стульях. Якоб задумался, знает ли Освальд о его существовании. Они ни разу не беседовали с глазу на глаз. И от этого Якоб еще больше боялся Освальда. Казалось, в тот день, когда тот направит свой взгляд на Якоба, он сразу прочтет все его мысли.

— Все собрались? — Освальд посмотрел на Корину, которая, кивнув, громко сглотнула.

И тут же он начал кричать на них. Так громко, что несколько человек вскочили, вытянувшись в струнку, как солдаты. Это было нечто новенькое — Освальд обычно начинал свои выступления мягким тоном, поначалу роняя несколько саркастических комментариев, прежде чем перейти к делу. Но теперь он сразу начал орать.

— Вы как стадо глупых заблудших гусей! Ни на кого здесь я не могу положиться. Вы совсем не соображаете, чего я от вас хочу!

Он сделал паузу, чтобы сделать вдох.

— Не знаю, что я с вами сделаю… Вы для меня лишь обуза, гигантская пиявка, выпивающая из меня все соки…

Слыша рядом с собой нервное дыхание Корины, Якоб заметил, что костяшки ее пальцев побелели, когда она вцепилась в ручки стула. Бедная девчонка! Но тут он почувствовал, что каким-то загадочным образом оказался в стороне от всего, что происходит в зале: теперь, когда он поговорил с Симоном, когда он знает, что за высокой стеной есть жизнь…

Некоторое время Освальд стоял молча, разглядывая их. Покачал головой. В зале все опустили головы от стыда. Тут он начал снова — заговорил так быстро, что Якоб едва различал слова. Голос Освальда зазвучал на пол-октавы выше, жестко и раздраженно.

Разве не подразумевалось само собой, что жилые домики должны быть готовы к приему гостей, когда он вернется домой? Да знают ли они, сколько писем он получал в тюрьме? Пачками, сотнями — каждый день, со всего света. И все, кто писал ему, хотели узнать побольше о философии «Виа Терра». Здесь хоть кто-нибудь представляет себе, насколько велик интерес к «Виа Терра» в мире? Знают ли они, сколько экземпляров его книги распродано? Нет? Он так и думал. Понимают ли они, что ему плевать с высокой горы на отполированные ручки? Да еще и Анна сбежала, прямо у них из-под носа… А охранники храпели у себя в будке, как обычно… Две вещи он просил сделать, пока его нет: привести в порядок жилые домики и заткнуть Софию Бауман. Одного-единственного человека. Хотя в ней, пожалуй, больше драйва, чем в них во всех, вместе взятых, это он вынужден признать. Но даже с этим они не справились. Так что теперь ему остается одно: разгребать все самому. Как ему всегда в конечном итоге и приходится делать. Кстати, Мадде будет прыгать с Дьяволовой скалы утром, днем и вечером, пока не сможет сформулировать хоть одно вразумительное предложение.

А теперь пора засучить рукава. Потому что гости повалят валом. Через две недели он намерен открыть ворота. И тогда для их же блага будет лучше, чтобы все было в идеальном порядке. А эту нелепую собаку, которую они приволокли сюда, он собственноручно застрелит.

На этой завершающей ноте Освальд вышел из зала, а Корина засеменила следом. Якоб остался сидеть на своем стуле, не в силах справиться с комом в горле. Даже когда остальные начали покидать столовую, он не мог заставить себя подняться. Впереди две недели адского труда. Якоб понимал, что уже сегодня ему придется ползать на коленях, натирая полы в жилых домиках. Он чуть не плакал от усталости и разочарования.

В большой столовой он теперь остался один. Здесь внутри было тихо, но во дворе уже звучали тревожные выкрики в духе «свистать всех наверх». Потому что теперь предстояло убираться и вылизывать домики, пока Освальд не удовлетворится. Якоб от души надеялся, что охранники не станут перегибать палку и стрелять в бедного пса. Иногда Освальд только грозится, с ним ни в чем нельзя быть уверенным. Наверное, надо спрятать собаку в хлеву, пока все не успокоится…

За его спиной открылась дверь. Якоб медленно обернулся. Там стоял Буссе.

— Якоб, сегодня ночью будем делать уборку…

Тот только покачал головой. Буссе подошел к нему.

— Почему ты тут сидишь?

— Пытаюсь понять, как мне теперь заботиться о животных — им нужно давать корм, чистить загоны и все такое… Я просто не могу бросить их на произвол судьбы.

— Ну, тогда так и сделай.

— Что?

— Пойди и займись животными. Я тебя прикрою. Если кто-нибудь спросит, я скажу, что ты заболел. Нам же не нужны эпидемии, сейчас, когда вернулся Франц.

Якоб, не веря своим ушам, уставился на Буссе. Тот стал похожим на тень: красные глаза, сальные нерасчесанные волосы, двухдневная щетина, серовато-бледная кожа. С ним явно не всё в порядке. Теперь, когда снова появился Освальд, в его будущем нет ни проблеска света. Именно Буссе нес ответственность за персонал, и после той выволочки, которая только что имела место, легко было ожидать, что ему тоже скоро придется прыгать со скалы вместе с Мадде — утром, днем и вечером.

Однако в глазах у Буссе Якоб разглядел и нечто новое. Неуместное спокойствие. Отсутствие остервенения и истерики.

Он моментально догадался.

Это была почти та же самая телепатия, как с коровами.