Ирса Сигурдардоттир - Прощение

— У нас действительно плохие новости. — Он помолчал. Страх перед тем, что полагалось сказать дальше, не имел никакого отношения к нынешней ситуации. После трех предыдущих случаев, когда пришлось уведомлять родню о смерти близкого человека, Хюльдар старался по возможности избегать такого рода поручений. Он откашлялся, подыскивая нужные слова, и снова ничего не придумал. Впрочем, в подобных обстоятельствах терялись и говоруны получше. Пожалуй, чем проще, тем легче.

— Мне ужасно жаль, но я вынужден сообщить, что ваш отец умер сегодня утром в больнице. — Детектив замолчал, не зная, нужно ли добавить что-то, и если да, то что именно. — Ваш отец был очень болен. — Лёйвхильдюр смотрела на него, но маска скрывала выражение ее лица. Должно быть, убита горем. Известие о смерти отца наверняка перевернуло ее мир вверх дном, и отныне уже ничего не будет по-прежнему. Знала ли она о том, что у него рак? И какой толк от того, что он скажет ей об этом? Может быть, бедняжке было лучше оставаться в неведении и не мучить себя ожиданием чего-то плохого? Лично Хюльдар предпочел бы не знать, что самолет, в котором он летит, врежется в склон горы.

Лёйвхильдюр все так же пристально смотрела на него. Поняла ли, что он сказал? И тут в уголке ее глаза что-то блеснуло. Слезинка набухала и набухала, а потом соскользнула и исчезла под маской. Такую большую он видел впервые в жизни.

Смотрительница тоже заметила ее и принесла из ванной листок туалетной бумаги. Дверь в ванную осталась открытой, и Хюльдар краем глаза увидел висящее возле раковины розовое полотенце, бутылочку с жидким мылом того же цвета и несколько ожерелий на крючке у зеркала. Все самое обычное, на всем печать простоты и домашнего уюта. Но кое-что отсутствовало: косметика, кремы. Обязательные вещи в ванной у каждой из того множества женщин, в чьих квартирах он побывал. Впрочем, конечно, пленнице этой комнаты недоставало многого, куда более значимого, чем возможность побаловать себя макияжем.

Она взяла бумагу и сжала ее в кулаке, даже не попытавшись промокнуть глаза. Из-под маски вырвался странный звук.

— Что такое, дорогая? Я могу что-то сделать? — Смотрительница протянула руку, но Лёйвхильдюр отдернула свою. Потом повернула голову и указала на маленький комод.

Маска скрывала недостаточно, оставляя видимой часть обезображенного лица. Сразу под мочкой уха виднелась изуродованная шрамами плоть, натянутая под скулой кожа, а еще ниже, там, где полагалось быть нижней челюсти, темнела пустота. Толкнув напарника локтем, Гвюдлёйгюр взглядом указал на ее голову. Сначала Хюльдар подумал, что коллега привлекает его внимание к изуродованному лицу, но потом понял, что тот имеет в виду другое: маленькую проплешину над ухом с более красной, чем само ухо, кожей.

Молодая женщина подошла к комоду и, глядя на Лёйвхильдюр, коснулась одного ящичка, потом другого, пока затворница не закивала.

— Здесь что-то есть?

Кивок.

Женщина выдвинула ящик, заглянула в него, достала белый конверт и показала Лёйвхильдюр:

— Это?

Снова кивок. Смотрительница улыбнулась, подошла к Хюльдару и протянула конверт ему:

— Это для вас. Я узнаю́ почерк ее отца.

На лицевой стороне конверта синей шариковой ручкой было написано одно только слово: Полиция . Ни адреса, ни какого-то другого указания на то, что письмо следует отправить почтой. Прикасаться к нему не хотелось, но выбирать не приходилось, и Хюльдар взял его за уголок, зажав между большим пальцем и ногтем среднего.

— Спасибо.

Гвюдлёйгюр уже надел перчатки и достал из кармана прозрачный пластиковый пакет для вещественных доказательств. Пакет был маловат, и конверт высовывался из него, но уж лучше так, чем никак.

— Прошу извинить, мы на минутку, — вежливо обратился Хюльдар к Лёйвхильдюр. В конце концов, хозяйкой здесь была она. — Мы только выйдем к машине, но потом вернемся.

За нее ответила смотрительница, воспринявшая все происходящее с удивительным хладнокровием.

В машине Хюльдар достал из бардачка набор с инструментами, вооружился пинцетом и, натянув латексные перчатки, вытащил конверт из пакета. Конверт не был запечатан, и он осторожно вынул письмо, не обращая внимания на протесты Гвюдлёйгюра, твердившего, что улику нужно доставить в участок.

В кармане зазвонил телефон, но его Хюльдар тоже проигнорировал и, развернув листок, начал читать. Телефон умолк, но уже через секунду зазвенело в кармане у Гвюдлёйгюра. Хюльдар продолжал читать и уже дошел до конца плотно написанного текста, когда напарник тронул его за плечо.

— Это Эртла. Нашли тело Эйитля. Она хочет, чтобы мы срочно вернулись в участок.

Какое-то время Хюльдар сидел неподвижно, глядя в никуда. Что за черт? Все еще держа письмо пинцетом, он повернулся к Гвюдлёйгюру.

— Мёрдюр берет ответственность за убийства на себя. Имен не называет, но о чем речь, ясно и без них. Говорит, что сделал это, чтобы показать соотечественникам, насколько серьезное это дело — буллинг. Потому что ничто другое не работает. Господи…

— Что? Но он же был в больнице!

— Дальше — хуже. Утверждает, что убил всех троих. Троих! — Хюльдар скрипнул зубами. Значит, жертва номер один все же есть.

Гвюдлёйгюр растерянно молчал. Хюльдар передал ему пинцет и попросил положить письмо в конверт. Потом включил зажигание и, дав задний, выехал с парковочного места. Времени попрощаться с женщинами не было. Да это и не имело значения — полиция еще вернется. И очень скоро.

Настроение царило подавленное. Все понимали, что шансов найти Эйитля живым практически нет, но подсознательно каждый лелеял надежду, последние искры которой были теперь безжалостно растоптаны. Известие о том, что где-то есть третья жертва, лишь сгустило атмосферу уныния и отчаяния. Разговаривали мало и вполголоса.

Мальчика нашли в транспортном контейнере. Местоположение определили, когда в системе внезапно появился его телефон, с которого друзья Эйитля получили снимок. Как и следовало ожидать, подростки, составлявшие большинство подписчиков, не смогли устоять перед искушением открыть файл. После этого на полицию обрушилась волна звонков. Большинство звонивших хотели знать, означает ли это, что Эйитль мертв. Отвечать на этот вопрос полиция отказалась. Да и необходимости в этом не было: лицо на фотографии говорило само за себя. Исключение сделали, только когда позвонил отец погибшего. К сожалению, он связался с ними до того, как его успели уведомить. Дежурный, принявший вызов, быстро перевел звонок на босса. О том, что было потом, никто не знал — Эртла хранила молчание.

Двадцатифутовый контейнер стоял на огороженной площадке рядом с птицефабрикой на окраине Мосфетльсбайра — небольшого городка, расположенного в тринадцати километрах к северо-востоку от Рейкьявика. Участок был зарегистрирован как пастбище, хотя ни конских лепешек, ни лошадей, ни признаков того, что они паслись здесь прошлым летом, видно не было, и трава росла бесконтрольно, предоставленная самой себе.