Ирса Сигурдардоттир - Прощение

— Закрывай глазки. С открытыми не уснешь. — Женщина осторожно коснулась пальцами век девочки. Она была еще в пальто, придя к ним сразу после того, как заметила стоящую у окна дочь. — Бери пример с сестры.

Соуль уже уснула на своей кровати у другой стены, раскинувшись, как будто изображала морскую звезду, и сбив ногами одеяло. У девочек было по комнате, но они сами предпочли спать в одной, оставив другую для игр. Ауста знала, что долго так продолжаться не будет и скоро все изменится. Разница в возрасте уже начала сказываться. Недавно сестры поссорились, не сойдясь во мнении насчет того, что вешать на стену, а когда Тоурей предложила, чтобы каждая выбрала себе стену, едва не подрались из-за того, кому какая достанется.

Такое облегчение — беспокоиться из-за повседневных проблем, подобных этой…

Прошедшая неделя стала сущим адом, но кошмар наконец заканчивался. Сосредоточиться не получалось ни на работе, ни дома, и даже симулировать болезнь невозможно, когда в доме есть врач. Во всяком случае, Ауста не осмеливалась рисковать, опасаясь, что Мёрдюр прибегнет к крайним мерам, если обнаружит, что она намеренно избегает его. Этот человек не ведал жалости. Если он не испытывал угрызений совести, убивая детей, то и ее жизнь сломал бы без колебаний. И испытал бы от этого удовольствие.

Взметнулась и опала занавеска. Вспомнив, что прогноз обещает метель, Ауста закрыла окно. При этом она выглянула наружу, по привычке проверяя, не прячется ли кто в тени. Теперь она в безопасности; нужно только подождать, пока утихнет страх. Если она в безопасности. Пока в новостях не сообщат, что Мёрдюр мертв, кто-то из его приспешников все еще может охотиться за ней, как он и угрожал.

Женщина опустила занавеску и повернулась к Оуск. Дочь поспешно, но недостаточно быстро закрыла глаза. Ауста мельком увидела голубые радужки, но сделала вид, что ничего не заметила, и просто прислонилась к стене, решив подождать, пока девочка уснет.

На самом деле она просто оттягивала момент, когда ляжет в постель с Тоурей. Жена обязательно проснется и станет допытываться, чего хотела полиция. Ауста боялась неизбежной конфронтации и предпочла бы спать на диване, если б это позволило отложить разборки до утра.

Придется во всем признаться Тоурей, точно так же, как пришлось рассказать все полиции. Она не солгала; поведала правду, хотя было трудно. Труднее даже, чем она представляла, когда репетировала, что сказать, в машине по дороге в участок. Оно и понятно: кому понравится показывать себя в таком дурном свете? Пока снимали показания, Ауста избегала взгляда этого детектива, Хюльдара. Он даже не пытался скрыть свое мнение о ней, о ее роли в судьбе Лёйвхильдюр. Женщина-полицейский, которая вела интервью, проявила чуть больше доброты.

Во всяком случае, от полиции она теперь освободилась. Навсегда. Она доверится Тоурей, расскажет то же, что рассказала им, и, может быть, встретит в ее глазах больше понимания, чем в их.

Она начнет свой рассказ с того же, с чего начала в полиции. С сердечного приступа Мёрдюра. Как на парковке перед ней внезапно рухнул худощавый пожилой человек. Она ничего не заподозрила. Его имя ничего ей не сказало, не вызвало воспоминаний о девочке по имени Лёйв, с которой она давно разорвала все связи и о которой предпочла бы никогда больше не вспоминать. Теперь Ауста была совершенно другим человеком, живущем в мире и гармонии со всеми. Взрослая женщина, сосредоточившаяся на самом важном: благополучии и безопасности своей семьи.

Раньше она думала только об одном: о себе. О своей мелкой жизни и любой мелкой драме, находившейся в центре ее мирка в данный момент времени.

Конечно, подростковые годы не были легкими, но разве у кого-то они были другими? Не только она одна — многие из ЛГБТ пережили серьезный кризис, открыв свою сексуальность. Это было особенно трудно, потому что случилось на пике юности, когда большинство детей просто хотят вписаться в толпу. Мнения, внешний вид, вес, рост, вкус, волосы, одежда, обувь, даже размер обуви — ничто не должно отличаться от священной нормы. В этом возрасте обнаружить свою гомосексуальность невероятно тяжело. Вот почему Ауста была на седьмом небе от счастья, когда ее внезапно пригласили присоединиться к одной популярной группе в ее новой школе. Все, что им потребовалось, — это приоткрыть дверь, и она бросилась в нее, высунув язык, готовая продать свою душу за привилегию быть одной из них.

Теперь совесть говорила, что это не оправдание. Она по-настоящему предала другого изгоя, и тот факт, что ее приняли во внутренний круг, ничего не оправдывал. Немногие дети-ЛГБТ принимали участие в издевательствах в качестве самообороны. Она просто была слабой, вот и всё. Не плохой. Не совсем. Будь она действительно плохой, то плохой и осталась бы. Такое с себя не стряхнешь. По крайней мере, так Ауста решила к этому относиться.

Тоурей могла бы выслушать эти рассуждения сочувственно, но полиция отнеслась к ним пренебрежительно, посоветовав придерживаться сути. Им было достаточно знать, что она совсем забыла о Лёйвхильдюр, как только ее бывшая подруга исчезла после несчастного случая с дробовиком. Аусте даже не дали шанса исправить это впечатление, объяснить, что она не перестала думать о ней, просто думала не каждый день. Лишь изредка, когда она видела в больнице молодых людей с серьезными травмами, в памяти мелькал образ Лёйвхильдюр. И тогда она замирала. Как это ужасно — быть причиной таких жутких страданий другого человека…

Вот почему возможный ответ был только один: вытеснить тот инцидент из сознания. Притвориться, что этого никогда не было.

Ауста отказалась от всех смен в ортопедическом отделении и детской больнице. Она продолжала ухаживать за пожилыми людьми в кардиологическом отделении, соглашаясь только на дополнительные смены там или в гериатрии [26] Раздел геронтологии по лечению, профилактике и изучению болезней старческого возраста. , уменьшив таким образом риск столкнуться с напоминанием о том несчастье. Попытка самоубийства и кровавые последствия на автостоянке за магазином хранились под замком на задворках памяти.

Так было, пока на автостоянке к ней не подошел пожилой мужчина. Лицо его вдруг исказилось, и он рухнул на землю. Следовало перешагнуть через него и пойти домой.

В том, что она рассказала полиции, не было ни слова лжи. Только правда. Она просто не рассказала всей истории. Но их, похоже, удовлетворило объяснение, и, когда Ауста закончила, вопросов больше не задавали. Очевидно, поверили, когда она заявила, что вела себя странно, потому что разговоры об издевательствах вызвали болезненные воспоминания и стыд, и что, когда потом всплыло имя Лёйвхильдюр, она отрицала, что знала ее, потому что запаниковала. Они также приняли заявление о том, что она не дрогнула, услышав имя Мёрдюра, поскольку дружба с Лёйвхильдюр была короткой и закончилась слишком давно. Это не было ложью. Поначалу Ауста и впрямь не знала, кто он такой.