Лина Корнева - Искажение лжи [litres]

В голове яркой вспышкой мелькнуло воспоминание. Я падаю на землю. Последнее, что вижу, – нога, обутая в сланцы. Сросшиеся пальцы. Второй и третий.

Меня так потрясло видение, что я отошла подальше в сторону. Пока Элла меня не заметила. Я не могла подозревать Эллу. Она – мой лучший друг и советчик. Не только у Эллы сросшиеся пальцы на ноге. Еще есть такие люди. К тому же, какая у нее мотивация? Что нам делить? Мы встречаемся только на рынке. Никогда не дружили домами. Даже не перезваниваемся. Я сама прилепилась к Элле. Иногда я стыдилась этого, но все равно делала так, как мне нужно.

Мне. Не Элле.

Я грузила Эллу своими проблемами. А сама плевала на нее. Никогда не интересовалась ее жизнью. За исключением тех случаев, когда стыдилась своего эгоизма. Получалось не очень-то честно. И не часто.

Нет! С головой что-то произошло после сотрясения мозга!

Я ушла с рынка. Села на скамейку в сквере. Здесь, под тополями, лучше ощущалась прохлада. Наверное, я производила странное впечатление. Я не шевелилась и смотрела в одну точку.

В голове взрывались воспоминания. Как в калейдоскопе, менялись картинки. Перед глазами всплыла коробка с косметикой, которую всегда дарил мне Кирилл. Точно такая выпала из пакета Эллы в тот день, когда у него порвались ручки. Я узнала. Черная коробка со стильным рисунком, женский профиль с пышными локонами. Качественная и очень дорогая косметика.

В тот день, когда Кирилл пропал, у него была с собой такая коробка. Я точно знаю. После работы он заходил в магазин, чтобы купить ее. Нес в подарок. Для меня.

Я вспомнила, как Элла бережно извлекла палитру с тенями, нежно погладила, потом внимательно осмотрела и облегченно вздохнула. Содержимое коробки было целым, ничего не разбилось. Тогда Элла сказала, что целый год копила, чтобы купить.

Я ей поверила. Поверила!! Я даже задала бестактный вопрос, пользуется ли Элла косметикой. Она будто ничего не заметила. Ответила, что хочет начать и научиться. Сказала, что все время на рынке, но хочет приобщиться к красоте. Я вспоминала и вспоминала ее слова. Я чувствовала себя все хуже и хуже.

Но память не могла остановиться. Она издевательски подбросила еще одно воспоминание. На колченогой табуретке Эллы – синяя с черным коробка от внешнего жесткого диска для компьютера. И хотя в ней могло лежать все, что угодно, теперь почему-то казалось, что там находился жесткий диск.

– Увлекаешься компьютером? – спросила тогда я.

– Ты что? Когда? – удивилась Элла. – У меня и компьютера нет. Дорого. А коробка хорошая, вместительная и красивая. У нас на рынке нашла, кто-то выбросил.

Я опять поверила. Потом я вспомнила, как, торопясь и сбиваясь, рассказывала Элле о видеоклипах со своим участием и требовании признаться за два дня. Слушая, она всегда сочувственно кивала и причмокивала. Всегда казалось, еще секунда, и Элла погладит меня по голове.

– Все ясно, – обычно резюмировала Элла, когда я заканчивала рассказ. – Ничего хорошего. Надо в полицию идти, пока тебе по голове не дали. Там расскажешь и разберутся.

Иногда после свидания с Эллой мне не становилось лучше. Напротив, настроение портилось. Домой я шла с гнетущим ощущением растущей опасности. Но раньше я не связывала свои ощущения с Эллой. Так сильно верила ей. Я чувствовала отторжение от советов Эллы. Организм их больше не воспринимал. Но я этого не понимала. Не замечала. Меня тянуло к Элле. Псевдосоветы. Псевдосочувствие.

Меня раздражало то, что Элла бесконечно говорила о полиции. Я не понимала, для чего? Что, если мне не поверят?

Я решила никуда не ходить. Решила правильно, потому что позже, непонятно откуда, возник трехмиллионный долг.

Я интуитивно чувствовала неосознанную враждебность, исходящую от Эллы. Теперь я поняла.

Я вспомнила, как Элла смотрела на меня тяжелым взглядом, будто внимательно изучала под микроскопом букашку. Но я считала, что Элла очень добрый и отзывчивый человек. Просто у нее суровый взгляд, ведь жизнь у нее тоже суровая. И хотя от взгляда Эллы становилось не по себе, я отмахивалась от своих ощущений.

Я говорила ей, что родители – самое дорогое, что у меня есть. Что произошло потом? Папа чуть не разбился.

Все же было так явно!

Я вскочила со скамейки. Потом села, обхватив голову руками. Как я хотела раздавить свою тупую голову! Зачем мне голова, если от нее никакого толку?

Похоже, помогло сотрясение мозга. Смешно. Как там сказала Элла? «Пока тебе по голове не дали?» Это, кстати, тоже подходит.

Теперь имена черепашки и кота Эллы уже не казались мне простым совпадением? Почему она так странно назвала питомцев?

Что, если Элла и есть Пион? Пион – ниточка, ведущая к разгадке.

Сумка Ляны Лиановой с разными колесиками. Клички питомцев. Нога со сросшимися пальцами. Советы, которые мне не нравились.

Но все же это были лишь подозрения. Без доказательств.

Когда-то я точно так же подозревала Киру, Ларису, Бориса. Всех вокруг. Даже себя. Потом Антона. Кстати, о том, что он ростовчанин, мне тоже рассказала Элла.

Надо проверить. Не делать выводов! Пока. Никаких. Окончательных. Но внутри я понимала, что уже знаю правду. Что я поняла. Догадалась.

Пропавший Кирилл. Дуглас Бранд под фотографией Кирилла, украденной из нашей квартиры. Убитые Полина и Римма. Мысли сплетались в тугой узел. Думать дальше я не могла.

Я долго сидела на скамейке, пока не поняла, что смогу встать и выглядеть непринужденно. Я подошла к рынку и остановилась неподалеку, не решаясь приблизиться.

А потом ушла. Я не могла разговаривать с Эллой. Я знала, у меня не получится совладать с собой. Если я подойду, Элла догадается.

Поймет, что я разгадала тайну.

К утру субботы я придумала, что делать. Меня переполняла решимость. Я знала, что смогу. Все получится.

Суббота – самый горячий день для торговли. Элла точно никуда не денется от своих овощей. С утра я направилась на рынок. Пока покупателей мало, можно поговорить. Я рассказала Элле последние новости. О том, что в офисе полно полиции, проверяют компьютеры и алиби коллег Риммы.

Исподтишка я наблюдала за реакцией Эллы. Она была непробиваема. Несокрушима. Ни одна волосинка не шевельнулась, когда Элла услышала мой рассказ.

– Выглядишь отдохнувшей, – сказала я.

– Так мать опять в больнице, – ответила она. – Хотела на выходные ее домой забрать, так не разрешили. Давление скачет, сердце тоже. После работы проведать пойду. Каждый день хожу.

– Сочувствую, – сказала я.

На самом деле я обрадовалась. Кажется, мне везло. Неизвестно, найду ли я подтверждение своим домыслам. Но попробовать стоило.

Ближе к полудню, когда на рынок хлынули покупатели, я отправилась искать жилье Эллы. Когда мы только начали общаться, она дала мне свой адрес вместе с номером телефона. Приглашала в гости. Я, конечно, к ней не пошла, но бумажка сохранилась.