Андреас Грубер - Лето возмездия

Этот вопрос не возникал уже давно, и Пуласки надеялся, что Майке сдалась. От университетской клиники до Димитроффштрассе было всего лишь пятнадцать минут пешком. Посещение пивной в конце рабочего дня напрашивалось само собой, тем не менее, они всего несколько раз ходили куда-то вместе. Никогда одни, всегда с коллегами. Когда она задавала ему этот вопрос, он почти всегда думал о Карин. Наверняка она бы хотела, чтобы после ее смерти он встречался с другими женщинами. В конце концов, он же не мог вечно сидеть дома и смотреть на ее фотографии, которые спрятал от дочери в ящике стола.

Однако на этот раз Пуласки подумал не о Карин, а о Соне Вилльхальм. С тех пор как он вчера впервые увидел эту женщину-терапевта, она не выходила у него из головы. "Руки прочь от бывшей жены прокурора Колера",- сказал он самому себе, но, несмотря на это, его мысли были постоянно о ней. Возможно это была еще одна причина, чтобы следить за расследованием смертей Наташи Зоммер и Мартина Хорнера? Чтобы не терять с ней связь? Его запутанные и двоякие чувства, противоречивые мотивы были бы просто находкой для психиатра.

- Нет, сегодня не получится, - сказал он, в конце концов. - Я хочу пойти домой, к дочери.

- Ах да, конечно.

Кажется, Майке догадывалась, что его ответ не совсем правдив. Да и какая разница? Между ними никогда ничего не было.

- Кстати, сегодня в обед у меня на столе оказался второй пациент из психиатрической клиники.

Пуласки насторожился.

- Мартин Хорнер?

- Ты хорошо проинформирован. Парням из уголовной полиции очень повезло.

"Парни из уголовной полиции, да это же просто смешно», - подумал Пуласки. – «Они и успех!"

- Он умер не от сердечной недостаточности?

- Пока не могу сказать. В любом случае, согласно медицинскому отчету, он страдал от сердечной недостаточности, поэтому регулярно принимал медикамент, который ускорял сердцебиение, - ответила судмедэксперт. - Но тебя гораздо больше заинтересует тот факт, что я обнаружила следы проколов на обоих плечах.

- Как у Наташи.

- Видимо патологоанатом не заметил эти следы, когда делал вскрытие. Я бы их тоже не заметила, если бы целенаправленно не искала совпадений.

- Ботокс?

- Возможно.

Он подозревал...

- Мартин умер не своей смертью.

- Знаменитый диагноз на расстоянии от профессора Пуласки, - съязвила Майке. - Почему тебя так интересует это дело?

- Пожалуйста, просто держи меня в курсе.

После этого разговора Пуласки вернулся в свое бюро. Десять минут спустя раздался долгожданный звонок из Дрездена. Звонил Филип Кох, ответственный за обработку данных и информационно-справочную службу. В свое время, на одной вечеринке он познакомил Пуласки с Карин и был свидетелем на его свадьбе.

У Филипа как всегда был усыпляющий голос, как будто он проглотил сто таблеток «Валиума».

- Пациент Себастиан Земмельшлэгер покончил с собой в психиатрической клинике Гёттингена. Деталей у меня нет, поэтому тебе нужно позвонить главному врачу, но он тебе ничего не скажет.

- Я знаю, Филип, кроме того, я уже сам это выяснил, - прервал его Пуласки.

- Как тебе вообще в Лейпциге?

- Отлично, спасибо.

Не время для непринужденной беседы!

- Что там с клиникой в Бремерхафене?

Филип постучал по клавиатуре.

- Ты был прав. Парня там действительно лечили, в августе 1998 года, а затем перевели в Гёттинген.

У Пуласки пробежал холодок по спине.

- Второй запрос! - напирал он. - Еще кто-нибудь был?

- Летом´98 у этого же врача лечился второй ребенок, которому тогда было восемь лет, и которого также перевели в психиатрическую лечебницу в Гёттингене.

Полное попадание! У Пуласки заколотилось сердце.

- Как звали врача?

- Не могу тебе сказать, это конфиденциально.

Пуласки пытался оставаться спокойным.

- А имя ребенка?

Он схватил ручку.

- Леся... - Филип медлил. - Прокопов...

- Прокопович, - помог ему Пуласки. Украинская фамилия.

Четверо детей одного возраста, лечившиеся в Бремерхафене в одно и тоже время. Возможно, во всех этих случаях их лечил один и тот же врач. Двое из них оказались в Маркклееберге, а двое других в Гёттингене - и вот уже трое из них были мертвы.

- Девочка еще там?

- Я что, ясновидящий? - пробурчал Филип.

- Спасибо, ты мне очень помог.

- Хорошо, но ты знаешь, что такие запросы обычно...

- Спасибо, Филип.

Пуласки положил трубку, достал из ящика стола отчет и вышел из бюро.

Он бросил Фуксу на стол папку с документами об обоих ограблениях в торговом центре на главном вокзале Лейпцига.

- Ориентировки, показания свидетелей, протокол о нанесении материального ущерба... все как обычно.

Фукс лишь приподнял бровь и сделал вид, что не услышал комментарий Пуласки.

- Могу я взять выходной на завтра? - спросил Пуласки.

Фукс не смотрел на него, пролистывая документы.

- Зачем?

- Мне надо отдохнуть.

Фукс хрипло засмеялся.

- А кому этого не надо?

Затем посмотрел на настенные часы.

- Ты опоздал со своей просьбой. Каникулы закончились, начинаются последние дни лета, каждый хочет иметь свободные дни.

Пуласки ничего не ответил. Он надеялся, что Фукс не будет спрашивать его о причине. Он итак проводил мало времени с дочерью, и не стоило сейчас прикрываться ею, придумывая вынужденную ложь. На этот счет совесть Пуласки работала точно как швейцарские часы.

Фукс закрыл папку.

- Доклад в порядке. Я не против. Поговори с Мальте, пусть он отработает за тебя.

Он открыл ящик стола, достал формуляр и протянул Пуласки. Фукс так смотрел на него, словно догадывался, какие мысли были в голове у Пуласки. Но его следующий вопрос прозвучал как бы между прочим.

- День отпуска. Что планируешь делать?

Пуласки подписал формуляр.

- Поеду на природу.

- Прекрасно. - Фукс понизил голос. - Сообщи, если возникнут трудности.

Трудности? На мгновение Пуласки замер.

Он же просто едет в Гёттинген. Какие у него могут возникнуть трудности?

Песни Энии уже давно отзвучали, на улице уже царила темная ночь. У Эвелин было совсем не романтическое настроение, поэтому она отказалась зажигать свечи, а вместо этого включила свет в гостиной.

Наполовину опустошив бутылку шампанского, они обсудили все возможные обстоятельства дела. Они незаметно разговорились о нем, а когда Эвелин заметила это, в ее мыслях уже возникли самые абсурдные предположения.

Около двадцати двух часов она снова нажала на кнопку повторного вызова на своем сотовом. И снова раздался звучный мужской голос с северогерманским акцентом. "Говорит Эдвард Хокинсон..."

Автоответчик прокручивал одно и тоже сообщение, которое они уже много раз слышали сегодняшним вечером.

"... в данный момент я нахожусь в командировке и вернусь домой в среду вечером. Если хотите оставить сообщение, я незамедлительно перезвоню Вам".