Виолетта Роман - Поверь мне [СИ]

- Он тут типа местная знаменитость?

Эдик ухмыльнулся, натирая чистый стакан.

- А ты будто не в этой реальности живешь, товарищ следователь.

Я сделала глоток алкоголя. Он приятной теплотой разлился по венам, заставляя сердце быстрее гнать кровь. Осмотрелась по сторонам. Народ вовсю веселился, клуб продолжал работать. Интересно, кто именно сейчас занимается этим заведением?

- Кто сейчас главный?

Эд бросил на меня беглый взгляд. Показалось, или он напрягся от моего вопроса?

- Официально все также. Гаспар, водитель Шторма остался. Он заезжает несколько раз в неделю, забирает выручку, решает дела. А так, главный администратор, Илюха. Тебе его позвать? Или повестку направишь?

- Очень смешно, - отвернулась от него.

Несколько минут просто спокойно пила алкоголь и внимательно вглядывалась в лица отдыхающих. Никого знакомого, не за кого даже взгляду зацепиться.

- Скажи, а Шторм давно появлялся в клубе?

Эд протягивает заказ парню и наклоняется через стойку, сокращая между нами дистанцию.

- Да он две ночи был здесь. До убийства Ольги, и в последнюю ночь, перед тем как его взяли.

- Почему он тут был? Говорил?

- Не знаю, выглядел хмурым, напряженным. Может, грохнул ее, да нервы сдали?

Я усмехнулась.

- Шторм не похож на того, у кого с нервами проблемы... Нет, все не то. Тут в другом причина, - произнесла задумчиво.

Потянувшись к сумке, достала оттуда часы.

- Ты знаешь, чьи они? – протянула их Эду. Он взял их, задумчиво покрутил между пальцев. Его глаза внимательно изучали предмет.

- Нет, ни разу не видел. А что это?

Убрала в сумку обратно.

- Да так, нашла кое-где... Теперь и не знаю, что делать с ними...

Эд кивнул, задумчиво глядя на предмет.

- Ладно, прости. Протянула ему карту.

- Да брось ты, за мой счет, – подмигнул мне парень, возвращая часы. Я бросила их обратно в сумку.

Голова раскалывалась, а алкоголь ни на йоту не снял напряжение. Стало только хуже. Пора было ехать домой.

Вызвала такси, потому что идти не было сил. Всего один бокал спиртного, а меня скосило так, что я еле поднялась в квартиру. Хотелось упасть и уснуть. Это все последствия нервов и бессонных ночей на протяжении недели. Мне нужен был отдых. А завтра на свежую голову, я свяжу все факты и смогу распутать этот жуткий клубок. Обязательно смогу, по-другому просто никак.

Бросив сумку в коридоре, скинула с себя одежду и, облачившись в домашнюю футболку, обессилено рухнула на кровать. А дальше провал. Темнота и спокойствие.

Сквозь сон я услышала какой-то грохот. Он разбудил меня. Подскочила на кровати, испуганно озираясь по сторонам. Из коридора слышались чьи-то шаги и шепот. По венам разлился адреналин, стряхнув с меня остатки сна.

Мой пистолет лежал в тумбочке, и я тут же потянулась за ним. Схватив ствол, передернула затвор и, прижавшись спиной к стене, принялась пробираться к выходу. Раз. Два. Три. Выдохнув и набравшись храбрости, выглянула из-за угла. А там темнота. А потом удар. Боль в голове такая, что из глаз посыпались искры. Последнее, что помню, как я падаю на пол и палец автоматически нажимает на спусковой крючок. Происходит выстрел, он громким звуком вспарывает мой слух. Голова бьется об пол. Больно. И наступает темнота.

Шторм

За спиной раздался лязг металлической двери. Спертый, затхлый запах подвала и острый смрад потных тел ударил в нос. Здесь от каждого квадратного сантиметра веяло грязью и безнадегой.

Переполненная выродками и отбросами камера. Здесь сложно остаться чистым. Сложно остаться в здравом уме и с холодным рассудком. Они ведь делают это специально. Впихнуть в крохотную коморку человек десять народу, как за «здрасте». В облезших стенах, да в спертом от бесконечного туберкулезного кашлянья воздухе мало свежих мыслей остается в голове.

Каждый следующий день отбирает остатки разумного. Все сложней держать в себе ярость, боль. Все трудней оставаться человеком.

Зашел в хату. На нижней шконке двое пассажиров. Новенькие, видимо попали сюда, пока я со следачкой катался. Прошел в угол и забрался наверх. Мест в камере не хватает. По двое на нарах сидят, да по трое. Только на мою кровать хер кто позарится.

Прикрываю глаза. Тело болит, при каждом выдохе скручивает. Как пить дать, ублюдок ментовской пару ребер сломал. Да плевать, в общем- то. На мне как на собаке заживет. Только не нравится мне его наглость и внимание пристальное.

Карты путают менты. На кой хер дали мое дело соплячке? И это не с подачи Дробина. Не-е-ет. Он сам в ярости. Истерил вчера, как чертова недотраханая баба. То ребра ломает, то к потолку подвешивает. И сам до конца не знает, чего хочет.

Бабки с меня требовал за наркоту. Мол, долю ему не отстегнул. Какая нахер доля, если парней моих перебили и машину сп*зд*ли? Не удивлюсь, если это с его подачи сделали, и наркота сейчас у него. Дробин - жадная мразь, но не тупая. Он знает, что с Ольгой меня подставили, и может знать, кто это сделал. Вот только зачем ему это? Сажать меня сюда – равно лишить себя приличного ежемесячного заработка. Я хорошо ему отстегивал, не тормозил, когда его аппетит рос. А тут яму себе вырыл, и сам бесится. За малым не угрохал вчера... не знаю, как он остановился. В конце, будучи на точки кипения, выдал странную вещь. Ему нужны были мои бабки. Нет, не доля за наркоту. Ему нужны были все мои деньги... Кретин. Он бл*ть под чем-то, иначе не стал бы загонять этот бред.

Потер устало лицо. Внизу раздавались громкие голоса. Какая-то потасовка. Костлявый, наглый и бычиный тип. Проверял на прочность новеньких.

Отвернулся к стенке. А перед глазами она снова. Оля. каждую ночь снится. Только и держат на плаву, что мысли о мести. Только она с ума не дает сойти в этой грязной яме. Каждую ночь приходит Лелька ко мне. Будто под водой. В белом нежном платье. Еще красивее, чем была, только глаза у нее печальные. Плачет. Говорит мне что-то, а я ж не слышу ни хера. Не могу разобрать ни слова. Бешусь от этого, тянусь к ней, только она на глубине. И сколько бы я ни плыл, никак не добраться до нее. Злюсь на себя, за беспомощность свою, за то, что не смог ее защитить, мою девочку. Позволил каким-то ублюдкам больно ей сделать... И каждый раз выныриваю ото сна, а с горла хриплое бульканье вместо крика. Подскакиваю на нарах, в этом спертом душном помещении, в темной, сырой клетке. И еще хуже становится. Я ничего не могу сделать сейчас. Ни-че-го.

Возня немного стихает. Новенький на полу, в луже собственной крови. Леший, старший по хате, наконец-то уставший от шума ставит на место Костлявого. Слышу, как дед поднимается со шконки, стучит по спинке моих нар.

- Разговор есть. Идем, за чифиром обсудим, - хриплый, прокуренный голос над головой.

Мне на х?й его разговоры не сдались. Но Леший здесь единственный адекватный персонаж. Да и за порядком следит. В дань уважения, спускаюсь вниз. Он уже за столом. На полу, у параши валяется новенький. Скрученный в позе зародыш, вытирает с лица кровь. На своей шконке, угрюмый Костлявый, прячет ладонью только что заработанный фингал.