Ибон Мартин - Танец тюльпанов

Это что, сирена?

Звук становился все отчетливее, как и вид темной машины, мчащейся по дороге. Из-за слез синий ореол от стробоскопа на автомобиле казался ярче.

Он не ожидал, что они окажутся здесь так быстро. Прилив еще не достиг максимума, и его работа не закончена. Они все испортят, совсем как Хулия.

Мне нравится прижимать нос к твоей головке и нюхать твои светлые волосы — совсем как у твоего отца. Он был бы рад узнать, что после возвращения в Америку по эту сторону океана осталась частичка него. Он хороший человек, он не из тех, кто пренебрегает собственными детьми. Я уверена, что он любит тебя, что каким-то образом он узнал о твоем существовании — сердце подсказало ему, и он любит тебя, любит всей душой, как и я. Ты изменила мою жизнь. Ты делаешь меня счастливой, и я чувствую себя так, будто мне больше ничего не нужно.

Они принесли тебя на следующий день, когда я уже потеряла всякую надежду. Мне до сих пор стыдно вспоминать, как я, стоя на коленях, благодарила настоятельницу за то, что он сжалилась над нами. Теперь я знаю, что это была просто стандартная процедура в этом отвратительном месте.

Несколько дней назад я услышала крики в дальней келье. Отчаянный, душераздирающий плач. И я знала, что послужило ему причиной. Кричал не голодный ребенок, которому требовалось внимание. Кричала такая же девушка, как я, чье время вышло. Ее проблема, как и обещала настоятельница, просто исчезла. У этой девушки отобрали головку, к которой можно прижать нос, и милое личико, которым можно было любоваться, пока кормишь.

Прости меня за то, что я залила твое безмятежное лицо слезами, прости меня за то, что я так крепко обняла тебя, что ты от испуга проснулась. Ничего не могу с собой поделать. При одной мысли, что однажды они придут за тобой и все закончится, я чувствую, как мое сердце разбивается на тысячу осколков. Я умру внутри, понимаешь?

Я ненавижу их всей душой. Почему они так со мной поступили? Почему мои родители решили так меня наказать? Я никогда не смогу простить их за то, что они забрали у меня самое ценное.

Никогда.

Я никогда не вернусь в то место, которое когда-то называла домом. Когда я выйду отсюда, когда эти чудовища с распятиями заберут тебя и вырвут из меня жизнь, я уеду. Так далеко, что никто никогда не найдет меня.

Однажды я проснусь, услышав, как хлопнула дверь, а твоя кроватка будет пуста. И когда настанет этот миг, у меня едва ли хватит сил об этом написать. Возможно, это последнее, что я пишу в своей жизни. Я не могу представить себе будущее без тебя.

Я знаю, что ты никогда не сможешь прочитать это письмо, но я надеюсь, что каким-то образом ты узнаешь, что я люблю тебя всей душой. Когда тебя вырвут из моих рук, я больше никогда не смогу улыбаться. Надеюсь, ты будешь счастлива.

Где бы ты ни была, куда бы ни занесла тебя жизнь, надеюсь, ты знаешь, что я люблю тебя так, как никогда никого не любила и не полюблю!

Голоса, я слышу голоса. Ключ в двери. Это моя келья.

Они идут, моя малышка. Они уже здесь.

Суббота, 3 ноября 2018

Сестеро выскочила из машины, когда та еще не остановилась. Она знала, что одна-единственная секунда может стать решающей, когда над чьей-то жизнью навис дамоклов меч. Она держала в руках телефон. Весь экран занимало изображение колокола. Теперь его звон слышался одновременно через динамик и вживую, со стороны часовни.

— Вперед, идемте все вместе. Айтор, поторопи воздушные и морские подразделения. Они уже должны быть здесь… Он здесь. Не знаю, что он задумал, но он не выберется отсюда, — заявила она, обращаясь к коллегам.

Две патрульные машины на полной скорости мчались по дороге. Их сирены разорвали напряженную тишину бухты и заглушили металлический звон колокола. Когда прибудут вертолет и патрульный катер, Сан-Хуан-де-Гастелугаче станет идеальной мышеловкой.

Но что-то не сходилось. К чему такой самоубийственный выбор? Зачем ждать их в месте, откуда нет выхода?

— Мы должны взять его живым, — сказала Сестеро, и ей неприятно было сознавать, что это было скорее предупреждение для нее самой, чем для других. — Абсолютный приоритет — жизнь Сары, она не должна пострадать.

Пояснения были излишни. Протоколы действий в случае захвата заложника говорят об одном: главное — спасти его. Все остальное вторично.

Зазвонил телефон. Это был Мадрасо, он сообщил, что уже едет. Он умолял Сестеро не спешить, но в то же время просил освободить Сару любой ценой. Они не могут позволить себе еще одну смерть, особенно с учетом того, что все телеканалы страны транслируют в прямом эфире происходящее в Гастелугаче.

— Нужно было вызвать саперов, — заметив Чема, который стал спокойнее с тех пор, как они нашли Хулию. — Все это очень странно.

Закрыв глаза, Сестеро прикусила губу. Он прав. Возможно, это ловушка.

— Мы не можем себе этого позволить. Сколько они будут добираться сюда? Жизнь этой женщины висит на волоске. Мы будем осторожны, осмотримся на подходе к часовне, но нам необходимо подняться туда сейчас же.

Снова сирены. На этот раз к ним спешила машина «Скорой помощи».

Полицейские рванули к вершине по извилистому каменному мосту. Колокол по-прежнему звонил, но его частично заглушал шум волн и крики чаек, парящих в воздушном потоке.

Сестеро посмотрела наверх. Под бледным небом, скудно усеянным золотистыми облаками, развернулась картина, от которой захватывало дух. Как судьба может разыгрывать такие жестокие шутки? Они ведь собирались в ближайшее время съездить в Гастелугаче, и вот теперь она здесь — на месте преступления.

— Что, черт возьми, он задумал? — спросил Чема. Его галстук развевался на ветру, будто флаг.

— Понятия не имею. Кажется, это финал, он решил сдаться. Я не понимаю. Если он собирается уничтожить всех рожениц семьдесят девятого, остались еще две. Какой в этом смысл?

— Этот ублюдок не собирается сдаваться, — возразил Чема. — Это уловка.

Сестеро не хватало воздуха на разговоры. Сколько ступеней они уже преодолели — сто, сто пятьдесят? Сколько еще им осталось?

— Но у него нет отходного пути. Уловка это или нет, он в ловушке.

Из-за поворота показался железный крест. За ним другой и третий.

— Крестный путь, распятие Христа, — сказал Чема, словно угадывая ее мысли. — Этот ублюдок играет с нами. Наверху ждет смерть, последняя остановка.

Никаких возражений. Сестеро была с ним согласна. Оставалось лишь понять, чья смерть — Сары Карретеро или ее похитителя? Что задумал этот мерзавец?

— Мы остановим его. Здесь больше никто не умрет. Никто!

До вершины оставался последний лестничный пролет. Лучше перевести здесь дыхание, иначе у похитителя будет явное преимущество.