Роуз Карлайл - Девушка в зеркале [litres]

Якорь все-таки забирает, зарывается в грунт под шквалистым ветром. Хватаюсь за линь закрутки генуи, бешено выбираю его лебедкой, наматывая парус на штаг, пока нас не сорвало с якоря, когда из УКВ доносится голос. Человеческий голос, по крайней мере. По-английски с сильным акцентом.

– Яхта «Вирсавия», яхта «Вирсавия», вызывает служба портнадзора. Вы встали на якорь в запретной зоне. Прошу переставить судно.

Нажимаю на тангенту.

– Я без хода, – всхлипываю я. – У меня кончилось топливо! У меня кончилась вода! Пожалуйста, пожалуйста, помогите мне! Моя сестра пропала. Моя сестра пропала в море!

Из внутреннего ковша гавани появляется катер и направляется ко мне. Длинный, оранжевый. На носовой палубе – мужчины в военной форме. Десяток или больше. Это полицейские? Ныряю под палубу. Что я им скажу? Они собираются допрашивать меня?

Я не принимала душ с тех самых пор, как потеряла Саммер. От меня несет, как от бомжа, одежда висит, словно на скелете. В двойном зеркале проявляется совершенно незнакомая личность. Рубиново-коричневая от загара, кожа шелушится. Исхудалая, с красными дикими глазами. Мокрые волосы прилипли к лицу и шее, драный саронг весь в грязи. Правая рука и правая нога забинтованы.

Срываю повязку с ноги. Рана под ней почти зажила, превратившись в тонкую красную линию.

Девушка в зеркале – ни Саммер, ни Айрис. Она неузнаваема. Взгляд у нее угрюмый, затравленный.

Сейчас я, по крайней мере, смою хотя бы часть этой вони! Хватаю какую-то тряпку, дергаю вверх рычаг крана, но, естественно, ничего из него не льется.

А тем временем гневно барабанят в корпус. Грубые мужские голоса, грохот каблуков. Они поднимаются на борт. Не могу же я их встретить в таком виде! Распахиваю дверцу шкафчика, хватаю флакончик духов Саммер. Опрыскиваю все тело. Запах Саммер. Яблок и пляжа.

Чей-то низкий голос, со странным акцентом:

– Капитан! Капитан! Это полиция!

Бросаюсь наверх в кокпит. Сейчас я расскажу им всю правду!

Выступаю на солнечный свет и не удерживаюсь на ногах. Чьи-то сильные руки тут же подхватывают меня. Сладкий запах гвоздики. Горячие слезы падают на мое лицо.

– Саммер, Саммер, Саммер! – восклицает знакомый голос. – Слава богу, что ты цела! Ведь все уже сроки вышли! Я едва не умер, ожидая тебя! Больше никуда тебя не отпущу!

Цепляюсь за обладателя этого голоса, и где-то внутри меня словно прорывает плотину. Все плачу и плачу. Просто разрываюсь напополам от рыданий.

– Адам, – всхлипываю я. – Милый, все гораздо хуже, чем ты думаешь! Я потеряла свою сестру!

В конечном итоге я делаю это ради Саммер.

– Я потеряла Айрис, – только и повторяю я. – Айрис погибла!

Я – Саммер. Я – Саммер. Я – Саммер.

Я – королева красоты, я жена, я мать, я первенец. Обмякаю в руках своего мужа, и порывистое красное тепло поднимается по моему телу, покалывающее и электризующее. Моя кожа словно тает, я почти растворяюсь в Адаме. Мы укутаны друг в друга, заливаем друг друга радостными слезами.

Нет повода горевать. Идеальная семья в целости и сохранности.

Неважно, что будет потом, – гораздо важнее то, что происходит здесь и сейчас. Я – лучшая из двух близняшек, и я любима. Адам держит меня так крепко, что мои ноги почти отрываются от палубы.

Полицейский едва может дождаться, пока Адам поставит меня обратно, и на меня обрушиваются его вопросы. Кто я? Какие у меня дела на Сейшелах?

– Меня зовут Саммер Роуз Ромен, – отвечаю я. – Я замужем за гражданином Сейшельских Островов. Это наша яхта.

Полицейский ест меня взглядом с противоположной стороны кокпита. Стискиваю теплую руку Адама. Для такого крупного мужчины у офицера слишком узкий подбородок, слишком высокие скулы – лицо, из-под которого проглядывают кости черепа. Солнце отражается от его полицейского жетона и слепит мои глаза. Он чванливо расхаживает по кокпиту, грузный и бесцеремонный.

– Так у вас гражданство? – громыхает у меня в ушах его голос. – Вы говорите по-креольски?

Адам осторожно тянет меня на сиденье кокпита рядом с собой и стискивает мне руку в ответ. Отвечает за меня – непонятный набор звуков. Я должна это понимать? Научил ли меня Адам хоть как-то объясняться по-креольски?

Есть сотни, тысячи вещей, которые мне полагается знать! А откуда?

Я и представить не могла, что Адам окажется здесь! Что он вообще делает на Сейшелах?

– Саммер? Саммер!

Вздергиваю голову. Мне надо научиться узнавать свое имя!

Мой муж качает головой, широко открыв глаза.

– Это безнадежно, – говорит он. – Я едва узнаю свою жену. Только подумайте, что ей пришлось вынести! Она там была совсем одна. Сами видите – она совершенно не умеет управляться с лодкой. Это сестра у нее яхтсменка. Была яхтсменкой…

Его голос надламывается.

Полицейский кладет руку на плечо Адама и опять произносит что-то по-креольски, но на сей раз его голос звучит тише и спокойней. Они перешептываются, будто есть какой-то шанс, что я пойму. Или есть? Креольский очень похож на французский. Айрис изучала французский в школе, и из океана звуков начинают выскакивать отдельные фразы.

Dans la mer – «в море». Bonne femme – «хорошая женщина».

Нет, не думаю, что мне полагается хоть как-то понимать по-креольски. Я не должна знать этих слов.

Позвякивание наручников на ремне инспектора. Он закуривает сигарету, затягивается, стряхивает пепел прямо на тиковый настил.

Кто «хорошая женщина»? Я или та, что dans la mer ?

– Я понимаю, это тяжело, малышка. – Адам притягивает меня ближе, отечески кладет мне руку на колено. – Но можешь рассказать нам, где выпала Айрис? Где ее искать?

Мне и не надо изображать какую-то реакцию. У меня вырываются судорожные всхлипывания, и я едва могу говорить сквозь тяжесть в груди.

– Это было неделю назад… больше… в тысяче миль отсюда! – вскрикиваю я. – Я проснулась, и ее уже не было! Я искала! Искала день за днем. Искала до тех пор, пока не кончилось топливо. Искала, пока не кончилась вода!

У инспектора полиции есть еще вопросы. Он выпаливает их мне на английском и креольском. Адам переводит. Другие мужчины молча вышагивают взад-вперед по палубе под жарким солнцем. «Вирсавия» содрогается под тяжелыми подошвами их высоких ботинок. Целая толпа их курит на носу, по очереди оборачиваясь на меня из клубов дыма.

До сих пор я соврала лишь в одном, но это единственная часть, которая не вызывает у инспектора никаких вопросов. Все остальное подвергается сомнению. Наверное, я и впрямь выгляжу обманщицей с плохо состряпанной историей, ведь я так многого не знаю. В какой день недели исчезла моя сестра? Да я и понятия не имею, какой сегодня-то день! Инспектор устраивает целое представление из того, что в тот момент я спала, словно мне следовало не смыкать глаз на всем пути через Индийский океан. Мне, беременной женщине!