Туве Альстердаль - Тоннель

— Да, я помню, вы говорили.

Поднимаясь наверх, она легонько погладила перила.

— Красивая работа, — заметила она, — старинная. Интересно, из какого они дерева.

Я мысленно сделала себе заметку спросить об этом старого садовника. На верхнем этаже стены теперь были выкрашены в светло-серый цвет, я водила Анну Джонс из комнаты в комнату и рассказывала ей о наших планах, касающихся обустройства гостевых. Так что если она решит вновь посетить эти края, то могла бы поселиться у нас. Обстановку для начала мы решили выбрать самую простую, главное начать сдавать комнаты жильцам. Пока что у нас с Даниелем были деньги, вырученные от продажи нашего дома в Стокгольме, этого должно было хватить по меньшей мере на год, поскольку мы купили усадьбу дешево, но после следовало всерьез взяться за дело.

В спальне, которую мы собирались сделать нашей, Анна Джонс подошла к окну и, замерев, молча стояла возле него какое-то время. Я говорила что-то об открывающемся из окна виде, но она меня, казалось, не слышала.

— Что это за дерево? — спросила она неожиданно.

— Липа.

Величественное дерево, росшее в гордом одиночестве на склоне сбегавшего к реке холма. Я представила себе выкрашенную голубой краской скамью под ним, тень и шелест листвы под широкой кроной.

— Мощно, не правда ли?

Ответа, кажется, не последовало.

Когда мы спустились на кухню, Даниель уже поставил варить еще кофе. Он за руку поздоровался с нашей гостьей.

— Поздравляю с прекрасным приобретением, — сказала Анна Джонс.

Стол все еще был накрыт к завтраку, но Анна Джонс согласилась только на чашку чая. Кухонный стул опасно покачнулся, когда она на него присела.

— Я слышала, вы приобрели усадьбу по весьма выгодной цене, — продолжила она. — Должно быть, вы купили ее напрямую у города?

— При этом четверть суммы ушла у нас только на то, чтобы получить подпись бургомистра, — проворчал Даниель. — Еще бы, ведь он такой занятой человек, ему некогда.

Он протянул ей свой смартфон с фотографиями документов по продаже.

— Копировальный аппарат оказался сломан, но они обещали немедленно прислать все копии по сделке, как только его починят. Я им отправлял напоминания по электронной почте, уж не знаю сколько раз.

— Должно быть, все в отпуске, — предположила я.

Анна Джонс открыла свой портфель и достала очки для чтения.

— Боюсь, я не смогу прочесть по-чешски.

Даниель подключил функцию перевода, и текст прямо на ее глазах изменился.

— Они хотя бы имеют юридическую силу, эти бумаги? — спросил он.

— Сложно оценить юридический текст, когда нет корректного перевода.

Она попросила копию договора о продаже, чтобы потом ознакомиться с ней в спокойной обстановке. Даниель записал номер телефона и отправил ей снимки на почту — из портфеля донесся слабый звук виброзвонка, свидетельствующий о том, что они дошли до адресата.

— Правда, я не знаю, хватит ли у нас средств, чтобы нанять юриста.

Даниель явно разволновался. Я слышала это по напряженности, сквозившей в его голосе, ощущала исходящую от него нервозность.

— Скорее всего этого даже не потребуется, — отмахнулась Анна Джонс. — Возможно, все дело в бюрократических пережитках прошлого. Уж поверьте мне, на то, чтобы старые привычки изменились, требуется время. Я сама выросла в таком же обществе и знаю, о чем говорю.

Она попросила нас подробно, в деталях, изложить, как происходила покупка, спросила про дату и про то, как именно было составлено объявление о продаже, если оно у нас еще осталось. Из сети его, конечно, уже давно удалили, но Даниель читал и перечитывал его столько раз, что сейчас смог воспроизвести без запинки. Лаконичное и непритязательное, никаких пустых фраз о виде на реку, высоких потолках и разноцветных витражах, только площадь и количество комнат.

Я намазала себе маслом еще один бутерброд, хотя была не голодна — дурацкая привычка есть, пока еда стоит на столе. Анна Джонс слушала, делала пометки, спросила, сравнивали ли мы цены на другие усадьбы в округе, отметила поспешность при заключении сделки. С того момента как Даниель нашел в интернете объявление о продаже и до того дня, когда сделка была заключена, прошло меньше двух недель — риелтор с самого начала был уверен, что мы ударим по рукам, и действовал очень напористо.

— Думаете, здесь что-то не так? — осторожно поинтересовалась я.

Анна Джонс не спеша выудила ложкой чайный пакетик и выжала последние капли заварки.

— Как я уже сказала, все может оказаться в полном порядке.

— А если нет? — спросил Даниель.

— Тогда, возможно, вам придется нанять юриста.

Даниель ударил рукой по столу и выругался по-шведски.

— Ясно же, что все в порядке, — поспешила вмешаться я, — просто все дело в этой самой бюрократии, как вы и сказали. Кафка ведь родом из этих мест, верно?

Анна Джонс улыбнулась и поблагодарила за чай, к которому она едва притронулась. После чего встала со скрипнувшего стула и, протянув на прощание Даниелю руку, пообещала приехать сюда снова.

Я отправилась проводить ее:

— Хотите взглянуть на сад?

Она с благодарностью приняла мое предложение. Садовник уже побывал там и успел кое-что прополоть. При виде роз Анна Джонс выразила свое восхищение, что меня очень порадовало. К сожалению, на тот момент я не смогла вспомнить всех названий, но рассказала о габсбургской розе. Анна Джонс слушала с интересом. Самый крупный куст почти весь расцвел, обнажив пурпурную середину, и аромат стал гораздо сильнее.

Конечно же, все в полном порядке. Просто Даниель любит переживать по любому поводу, воображая, что у него могут все отобрать.

Мы внесли плату, все подписали, на бумагах стоит печать городских властей. Нет причин волноваться.

— Вы должны извинить моего мужа, он сейчас сам не свой.

— И это неудивительно, если вспомнить о том, что вы обнаружили в подвале. После такого кому угодно начнут мерещиться призраки.

— Пожалуй, они начали мерещиться нам еще раньше, — пробормотала я, но больше не стала ничего говорить, ведь я обещала Даниелю. Трава склонилась под порывом ветра, чтобы в следующее мгновение вновь замереть неподвижно. И потом, я не упомянула о собственных снах, в которых мальчик из туннеля принимал облик моей сестры, умершей еще в детстве; а еще о звуках, которые чудились мне по ночам.

Перед домом я остановилась, чтобы показать старинные садовые инструменты. Некоторые из них я вытащила наружу, чтобы почистить.

— И вы нашли все это здесь, на усадьбе? — Анна Джонс тщательно осмотрела каждый предмет. Меня порадовало, что она проявляет такой интерес к тому, что другие посчитали бы обычным старым хламом. Там была мотыга со сдвоенным лезвием и еще одна, лезвие которой было направлено под углом в девяносто градусов, что-то вроде кривых клещей, топор с тонким лезвием, установленным не прямо, а наискось. Большую часть этих инструментов мы обнаружили в подвальных помещениях, в которые можно было попасть через внешнюю дверь в фундаменте дома, и в разрушенном кирпичном сарайчике чуть поодаль. Кроме того, там были вилы, о которые я споткнулась, гуляя по саду: поросшие травой, они до половины ушли в землю и их было трудно заметить. Я рассказала Анне Джонс о моей идее создать небольшой музей старины, чтобы сделать пребывание туристов здесь более запоминающимся. Тысячелетние традиции виноделия! А ведь часть виноградника действительно может оказаться очень старой. Я и сама слышала, как это глупо звучит. Меня охватила странная тревога, хотя я и старалась не поддаваться ей.