Лайза Джуэлл - Опасные соседи

Люси едва слышно ахает.

— О боже! У нее все хорошо?

— Да, — отвечает он. — Бодра и здорова, красива, как картинка.

— Но где она? — спрашивает Люси. — Где она сейчас?

— Сейчас она с нашей старой подружкой Клеменси.

Люси ахает еще громче.

— Клеменси! Боже ты мой. Где она? Где она живет?

— Она живет, если не ошибаюсь, в Корнуолле. Вот, смотри. — Генри включает телефон и показывает ей маленькую мигающую точку на карте. — Это наша Серенити, — говорит он, указывая на точку. — Дом номер двенадцать, Мейси-Уэй, Пенрит, Корнуолл. Я вставил в ее телефон небольшое отслеживающее устройство. Просто чтобы не потерять ее.

— Но откуда тебе известно, что это дом Клеменси?

— Ага, — говорит он, закрывая приложение, отображающее местонахождение Серенити, и открывает другое, после чего нажимает стрелку на звуковой панели. Внезапно слышатся голоса. Разговаривают две женщины, правда, очень тихо.

— Это она говорит? — спрашивает Люси. — Это Серенити?

Генри слушает.

— Думаю, да, — говорит он, увеличивая громкость. Тотчас врывается другой голос.

— А это, — говорит он, — Клеменси. Слушай.

Клеменси попросила Миллера оставить их одних. Она хочет рассказать все Либби наедине. Поэтому Миллер выводит пса на прогулку. Клеменси забирается с ногами на диван и медленно начинает:

— План состоял в том, что мы должны спасти ребенка. Генри опоит взрослых своим снотворным зельем, которое он сделал. Затем мы украдем из коробок в комнате Дэвида и Берди нашу обувь, нашу обычную одежду, возьмем деньги и ребенка, вытащим из сумки моего отца ключ, выбежим на улицу и, остановив полицейского или заслуживающего доверия взрослого, расскажем им, что в доме есть люди, которые годами держали нас взаперти. После чего тем или иным образом доберемся сюда, к моей маме. Мы толком не придумали, как мы с ней свяжемся, и, если честно, полагались на авось. — Клеменси криво улыбается. — Как ты видишь, мы не очень хорошо все продумали. Мы просто хотели уйти.

Как вдруг мой отец объявил, что собирается устроить по случаю тридцатилетия Берди вечеринку. Генри позвал нас в свою комнату. К этому моменту он стал своего рода нашим неофициальным лидером. И он сказал, что такой момент упускать нельзя. Мы выполним наш план. Во время дня рождения Берди. Сказал, что предложит приготовить всю еду. Он попросил меня пришить к внутренней стороне легинсов маленький карман, чтобы он мог положить туда свои флаконы с сонным зельем. От нас требовалось лишь изображать, в каком мы все восторге от вечеринки по случаю дня рождения Берди. Мы с Люси даже выучили для нее специальную пьесу для скрипки.

— А Фин? — спрашивает Либби. — Фин был замешан во все это?

Клеменси вздыхает.

— Фин обычно держался особняком. Да и Генри не хотел, чтобы он участвовал. Эти двое… — Она вздохнула. — Отношения между ними были натянутыми. Генри любил Фина. Но Фин ненавидел Генри. Плюс ко всему Фин был болен.

— Что с ним было не так?

— Мы так и не узнали. Возможно, у него был рак или что-то еще. Вот почему мы с мамой всегда думали, что он, скорее всего, умер. В любом случае, — продолжает она, — в день вечеринки наши нервы были на пределе. У всех троих. Но мы делали вид, будто таем от восторга по поводу этой дурацкой вечеринки. С другой стороны, в некотором смысле мы и вправду были в восторге. Мы праздновали свою свободу. По окончании вечеринки нас ждала нормальная жизнь. Или, по крайней мере, другая.

И мы сыграли для Берди нашу скрипичную пьесу, отвлекая взрослых, пока Генри готовил угощения. Было странно видеть контраст между моим отцом и Берди и всеми остальными. Мы все выглядели сущими доходягами. Но Берди и мой отец буквально светились энергией и здоровьем. Мой отец сидел, обняв ее за плечо, и на его лице было выражение полного и абсолютного владычества. — Клеменси мнет подушку, лежащую у нее на коленях. Ее взгляд жесткий и напряженный. — Как будто, — продолжает она, — как будто он от щедрот своего сердца «позволил» своей женщине устроить вечеринку, словно он думал: посмотрите, какое счастье я создал. Посмотрите, я могу делать все, что захочу, и все равно буду всеми любим.

Ее голос срывается, и Либби мягко касается ее колена.

— Все в порядке? — спрашивает она.

Клеменси кивает.

— Я никогда никому не рассказывала об этом раньше, — говорит она. — Ни матери, ни мужу, ни дочери. Это тяжело. Ну ты понимаешь. Про моего отца. Про то, что это был за человек. Про то, что с ним случилось. Потому что, несмотря ни на что, он был моим отцом. И я его любила.

Либби нежно касается руки Клеменси.

— Вы уверены, что можете продолжать?

Клеменси кивает, расправляет плечи и рассказывает дальше:

— Обычно мы ставили еду в центр стола, и каждый накладывал себе сам, но в тот вечер Генри сказал, что хочет обслужить нас, как если бы мы были клиентами в ресторане. Таким образом, он мог точно знать, перед кем окажется нужная тарелка. Затем мой отец произнес тост. Он поднял свой стакан и сказал: «Я знаю, жизнь не всегда была легкой для всех нас, особенно для тех, кто пережил утрату. Я знаю, что порой трудно не утратить веру, но тот факт, что мы все здесь, после всех этих лет, и мы все еще семья, а теперь, по сути, большая семья, — говоря это, он погладил тебя по головке, — наглядно свидетельствует о том, как нам всем хорошо, и как все мы счастливы».

А потом он повернулся к Берди и сказал… — Клеменси на миг умолкает, как будто собираясь с мужеством. — Он сказал: «Моя любовь, моя жизнь, мать моего ребенка, мой ангел, смысл моей жизни, моя богиня. С днем рождения, дорогая. Я всем обязан тебе». После этих слов они поцеловались. Это был долгий, влажный, какой-то чавкающий поцелуй, и я помню, как подумала… — Она вновь на миг умолкает и печально смотрит на Либби. — Я подумала: я очень, очень надеюсь, что вы оба умрете.

Минут через двадцать зелье начало действовать. Еще через три или четыре минуты все взрослые были без сознания. Люси схватила тебя с колен Берди, и мы тотчас взялись за дело. Генри сказал, что у нас всего минут двадцать, максимум полчаса, прежде чем действие зелья улетучится. Мы уложили взрослых на кухонный пол, и я нащупала под туникой отца кожаный кошель. Наверху лестницы я перепробовала все ключи, пока не нашла тот, который открыл дверь в их с Берди комнату.

— И, о боже, это был шок! Генри сказал нам, чего ожидать, но видеть все это своими глазами! То, что осталось от прекрасных вещей Генри и Мартины! Эти спрятанные от посторонних глаз груды антиквариата, парфюмерии и косметики, ювелирных изделий и алкоголя. «Ты только посмотри, — сказал Генри. — Ты посмотри на все это! И это при том, что у нас не было ничего . Это верх зла. Ты смотришь на зло». По нашим прикидкам прошло пять минут из примерно тридцати. Я нашла подгузники, ползунки, бутылочки для детского питания. Как вдруг поняла, что за моей спиной стоит Фин. «Быстро! — сказала я. — Найди одежду. Что-то теплое. На улице холодно». И он ответил: «Вряд ли у меня получится. Я слишком слаб».