Альбина Нури - Время кошмаров

Человек, на которого он смотрел, с которым говорил, теперь стоял на границе тьмы, возможно, не решаясь подойти ближе к костру.

— Надя, — выдохнула Оксана, не в силах поверить своим глазам. — Но она же…

— Она жива! Вы видите? Она жива! — ликующе проговорил Влад, глядя на посиневшее, одутловатое лицо, не замечая злобного взгляда мутных глаз.

Вода стекала с волос жуткого существа. Оно открыло рот и квакающим, глухим голосом, как будто глотка была забита песком и тиной, проквакало:

— Пойдем, любимый. Пойдем со мной.

Влад шагнул ближе, и утопленница схватила его за руку.

— Отойди от нее! — завопил Миша и хотел броситься вперед, но покойница рывком повернула голову в его сторону, и тот застыл на месте.

Оксана и Ксюша тоже не могли пошевелиться и лишь беспомощно наблюдали за тем, как отвратительная тварь, держа Влада за руку, повела его во тьму, к озеру.

Минута — и силуэты их растаяли в густой и плотной, как войлок, тьме. Послышался плеск воды, а потом Влад закричал. Он захлебывался, барахтался, колотил руками по воде. Оксана не могла этого видеть, но все же видела внутренним взором, как он бьется, силясь выбраться из озера, но не может; как в горло ему заливается вода, а чьи-то холодные руки с твердыми, как подводные камни, пальцами, неумолимо тянут на дно.

В какое-то мгновение Оксана сообразила, что опять может двигаться, и побежала к озеру, надеясь спасти Влада. Миша и Ксюша ринулись следом. Было темно, взять фонарь она не успела, но неслась вперед и чудом умудрилась не запнуться, не упасть.

Только все было напрасно. Когда Оксана добежала до озера, Влад уже не кричал. Она зашла в ледяную воду, водила руками вокруг себя, звала несчастного, но тот не отзывался. Утопленница утащила его за собой.

… Наверное, прошел час. Или меньше. Или чуть больше. Невозможно было отследить ход времени: оно остановилось в этом проклятом богом месте.

Трое людей, сидящих у костра, крепко держа друг друга за руки, дрожали от холода в мокрой одежде. Огонь горел вяло, он умирал, а вместе с ним умирали остатки света. Дров уже не осталось, а идти за ними в лес, рыскать там в темноте было, наверное, опаснее, чем оставаться тут.

— Мы не должны разлучаться. Надо дать ей отпор, — говорил Миша, но по тону его Оксана понимала, что он и сам не верит в спасение.

— Зачем только мы сюда приехали, — раз за разом твердила Ксюша, и ни у кого уже не было сил попросить ее замолчать.

Оксана почувствовала, что глаза закрываются. Накатила слабость: даже говорить было трудно.

— Нам понадобится оружие, — сказал Миша.

«Разве от ведьмы можно защититься?» — подумала Оксана, удивляясь тому, как быстро она превратилась из современного, не верящего в потустороннюю чепуху человека в дрожащую от ужаса перед древним неведомым злом букашку.

— У нас его нет, — с трудом выговорила она.

— Есть. — Миша покосился на Ксюшу, но та оставалась безучастной. — В теле Василича торчат ножи. Сидите тут. Я схожу.

Оксана сжала его руку.

— Нож не поможет. — «Скорее уж молитвы или кресты. Но нет у нас крестов и икон, а молитв мы не знаем». — Ты сказал держаться вместе.

Миша осторожно высвободился.

— Я быстро. Не волнуйся.

Он встал, взял фонарь и пошел в темноту. Оксана смотрела ему в спину, почти равнодушно думая о том, что он не вернется. Неужели Миша сам не понимает, что все бесполезно?

Конечно, она любила этого мужчину, любила всем сердцем и мечтала быть с ним рядом всю жизнь, но любовь хороша была для того, нормального мира, который остался снаружи. А тут, на Ведьмином поле, все жило по иным законам. Все — в том числе и она сама. То, что было важно там, не имело ровно никого значения здесь. Они обречены и умрут. Кто-то раньше, кто-то позже.

Оксана отвернулась к огню. Ксюша, растрепанная, жалкая, с белым, как бумага, лицом, будто и не заметила, что они остались вдвоем. Она смотрела на затухающее пламя, губы ее шевелились, точно девушка творила заговор или читала молитву.

Спустя некоторое время позади Оксаны раздались шаги. Она ошиблась, думая, что Миша не вернется. Он все-таки пришел. Оксана смотрела на него, не веря тому, что видит.

В тусклом свете костра лицо его казалось постаревшим и осунувшимся. Подбородок трясся, словно у глубокого старика, щеки обвисли, губы истончились. Кожа пожелтела, как пергамент, в каштановых волосах змеились серебряные нити. Карие глаза выцвели и покрылись пленкой, как у слепца.

— Что с тобой случилось? — Оксана потянулась к нему, но он жестом приказал оставаться на месте и сам присел возле нее на траву.

— Ты не знаешь, что здесь обитает, — сказал он. — Ведьмино поле принадлежит ей… — Из угла глаза выкатилась слезинка. — Она не остановится. Это никогда не кончится, потому что она очень, очень зла на людей. Тому, кто остается здесь ночью, не уйти живым.

— Миша, послушай…

— Нет, это ты послушай. Смерть может быть разной. Может быть легкой, как сон, а может — мучительной. Ведьма может показать, каково это — умирать на костре, чувствуя, как плавится и вздувается волдырями кожа, как оголяются нервы, как огонь выжигает глаза и легкие. — Он облизнул губы. — Я не хочу такой смерти.

Только тут Оксана заметила в его руке нож. Тот самый, что он выдернул из горла Василича — длинный, с белой пластиковой ручкой и узким лезвием.

Миша вскинул руку, и Оксана отшатнулась от него. Но Миша и не думал причинять ей вред. Он, кажется, уже позабыл о том, что Оксана рядом.

Взявшись за нож обеими руками, Миша резким движением со всего маха всадил его себе в горло. Оксана завизжала, прикрывая рот руками, чувствуя, что капли его крови попали ей на лицо.

Миша завалился назад, прижимая ладони к горлу. Он хрипел и дергался, а она смотрела на него, не в силах отвести взгляда, и кричала, срывая связки.

Ксюша глядела на них, явно не вполне понимая, где находится, а потом начала смеяться. Указывала пальцем на корчащегося в предсмертной агонии Мишу и билась в припадке дикого хохота. Оксана, чувствуя, что рассудок покидает и ее, упала на землю в надежде, что потеряет сознание, но оно оставалось ясным.

— «Скорчишься, согнешься, кожица полопается, крови-то будет, кровушки — ой, много!» — нараспев повторяла Ксюша ведьмины слова, и Оксана, как ни затыкала уши, все равно слышала их, не могла не слышать.

Постепенно звуки смолкли. Миша замер и вытянулся у погасшего костра, в котором догорали последние угли. Сумасшедшая перестала смеяться и петь жуткую песню, успокоилась и снова лишь тихо бормотала что-то себе под нос.

Оксана села. Машинально вытерла лицо, залитое слезами и Мишиной кровью. В голове не было ни одной мысли, и даже страха уже не было.

Свет пролился ниоткуда. Только что была непроницаемая тьма — и вдруг стало светло и солнечно. Оксана подняла голову и, щуря глаза, огляделась. Озера больше не было. На его месте раскинулось поле, а в центре его — большой белый двухэтажный дом, окруженный садом.