Райли Сейгер - Дом на краю темноты [litres]

Мой папа и мухи не обидит.

У него ранимая душа.

Я бы знала, если бы он мог совершить убийство.

Никто им никогда не верит. Я им никогда не верю.

Я не могу заставить себя быть настолько непреклонной в невиновности моего папы. Да бога ради, в нашем потолке было спрятано тело. И еще эти его последние слова, которые так ужасны, что я рада, что так и не сказала о них шефу Олкотт. Я не хочу, чтобы она мысленно осудила моего папу до того, как мы выясним все факты. Особенно когда факты, которые мы уже знаем, и так заставляют его выглядеть донельзя виновным.

Но потом я вспоминаю свой разговор с Брайаном Принсом, когда он почти что обвинил моего папу в том, что это из-за него исчезла Петра. В тот момент я была более уверена и защищалась быстрее. Я до сих пор стою на том, что тогда сказала. Мы все вместе сбежали из Бейнберри Холл. Это неоспоримый факт. Папа не мог убить Петру и спрятать ее тело, пока мы с мамой были в доме вместе с ним, и у него не было бы шанса вернуться, когда мы сняли номер в «Двух соснах».

Но он вернулся. Может, не тогда, но потом, он возвращался в один и тот же день год за годом.

15 июля.

В ту ночь, когда мы ушли и исчезла Петра.

И я понятия не имею, что об этом думать.

Я уже готова рассказать шефу Олкотт обо всех этих визитах, надеясь, что у нее появится какая-нибудь версия, когда парадная дверь открывается и появляются следователи полиции штата с телом. Хотя от его человеческой формы ничего не осталось, скелет выносят из дома, как и любую другую жертву убийства – в мешке для трупов на носилках.

Они несут его вниз по ступенькам крыльца, когда с другой стороны подъездной дорожки поднимается шум. Я оборачиваюсь и вижу Ханну Дитмер, пробирающуюся сквозь толпу полицейских.

– Это правда? – спрашивает она всех и одновременно никого конкретно. – Вы нашли мою сестру?

Она замечает носилки с мешком для трупов, и ее лицо застывает.

– Я хочу ее увидеть, – говорит она, направляясь прямо к мешку с телом. Один из полицейских – парень с глазами Бэмби, который наверняка работает на своем первом месте преступления – кладет обе руки в синих перчатках ей на плечи.

– Там больше не на что смотреть, – говорит он.

– Но мне нужно знать, она ли это. Пожалуйста .

Тон этого слова – звенящий одновременно решительностью и печалью – заставляет шефа Олкотт спуститься со ступенек крыльца.

– Откройте мешок, – говорит она. – Пусть она посмотрит.

Ханна пробирается к носилкам, прижимая одну руку к горлу. Когда коп с глазами Бэмби осторожно расстегивает молнию на мешке с телом, этот звук привлекает других, как мух на мед.

Включая меня.

Я останавливаюсь в нескольких ярдах, осознавая, насколько нежеланным там может быть мое присутствие. Но, как и Ханна, мне нужно увидеть.

Молодой коп открывает мешок, показывая кости внутри, расположенные примерно так, будто скелет цел. Череп наверху. Ребра посередине. Длинные руки покоятся рядом с ними, кости все еще соединялись кусками почерневших сухожилий. Все кости стали чище по сравнению с тем моментом, когда я их нашла, видимо, на кухне с них сняли часть грязи. Это придает им бронзовый блеск.

Ханна изучает останки с напряженной концентрацией.

Она не плачет. Она не кричит.

Она просто смотрит и говорит:

– Вы больше там ничего не нашли?

Вперед выходит еще один коп, одетый в обычную одежду и бейсболку полиции штата.

– Это было в мешке, в котором нашли тело, – говорит он, поднимая несколько прозрачных пакетов с вещественными доказательствами.

Внутри лежат куски одежды, которые время превратило в лохмотья. Клочок чего-то похожего на клетчатую фланель. Футболка потемнела от пятен. Трусы, полоски ткани, едва цепляющиеся за пожелтевшую резинку, и бюстгальтер, от которого теперь осталась только проволока. Куски резины в другой сумке указывают на то, что когда-то это были кроссовки.

– Это она, – говорит Ханна, проглатывая свое горе. – Это Петра.

– Откуда вы знаете? – спрашивает шеф Олкотт.

Ханна кивает в сторону самого маленького пакета.

Внутри на всеобщем обозрении лежит золотой крестик.

День 9

Золотой зуб Уолта Хиббетса можно было заметить за версту, когда он с упавшей челюстью смотрел на дыру в потолке нашей кухни.

– И змеи сделали вот это ? – спросил он.

– Видели бы вы это вчера, – ответил я. – Тогда все выглядело еще хуже.

С помощью Эльзы Дитмер мы с Джесс провели предыдущий день за уборкой кухни. Пока Петра сидела с Мэгги, мы разгребали мусор, подметали полы, драили стол и столешницы. Мы были просто вымотаны к тому времени, когда закончили, не говоря уже о том, что к тому же были грязнее, чем когда-либо в жизни.

Теперь пришло время заделать огромную дыру в потолке. Для этого я нанял Хиббса, который привел с собой мальчика из города в помощь. Вместе они отодвинули кухонный стол в сторону и поставили лестницу под дыру. Хиббс карабкался по ней, пока его голова и плечи не исчезли в потолке.

– Дай-ка мне тот фонарик, – сказал он своему помощнику.

С фонарем в руках Хиббс осветил просторы нашего потолка.

Все остальные стояли, задрав головы вверх. Я, Джесс, помощник Хиббса и Петра Дитмер, которая пришла якобы для того, чтобы спросить, не нужно ли снова посидеть с Мэгги. Было очевидно, что ее привело сюда нездоровое любопытство. Она ни разу так и не проведала Мэгги с тех пор, как пришла.

Накануне я забрал фотоаппарат из кабинета и сделал несколько снимков на случай, если страховой компании понадобятся доказательства причиненного ущерба. В то утро я сделал снимок Петры и Джесс, смотрящих на Хиббса на лестнице. Услышав щелчок затвора, Джесс посмотрела на меня, потом на Петру, потом снова на меня. Она уже хотела что-то сказать, но Хиббс опередил ее.

– Ну, хорошая новость в том, что, похоже, больше никаких повреждений нет, – объявил он. – Балки выглядят неплохо. Проводка в порядке. Но, похоже, здесь все еще осталось какое-то гнездо.

Он смахнул остатки гнезда на пол. В основном пыль, хотя я также заметил паутину, морщинистые пряди высушенной змеиной кожи и, что самое тревожное, кости мыши.

– Как странно, – сказал Хиббс. – Тут еще кое-что есть.

Он спустился по лестнице, держа в руках жестяную коробку, которая выглядела такой же старой, как и сам дом. Он протянул ее Джесс, которая отнесла ее на кухонный стол и вытерла тряпкой пыль.

– Это банка из-под печенья, – сказала она, вертя ее в руках. – Похоже, где-то конца 1800-х годов.

Эта жестянка явно знавала лучшие деньки даже до того, как невероятным образом оказалась в нашем потолке. На крышке была сильная вмятина, а нижние углы были покрыты ржавчиной. Но цвет был приятный – темно-зеленый с золотистыми завитушками.