Райли Сейгер - Дом на краю темноты [litres]

Преданно ваш,

Каллум

15 июля, 1889

Страх охватывает меня, пока я пишу эти слова – глубокий, пронизывающий до костей страх, что ваш отец планирует остановить наш надвигающийся брак любыми необходимыми средствами. Из вашего последнего письма я заключаю, что он действительно знает, что мы задумали, хотя он еще в этом не признался. Не доверяйте ему, моя дорогая. Единственное, что удерживает меня от того, чтобы ворваться в двери Бейнберри Холл и похитить вас, так это осознание того, что до наступления полуночи остались считанные часы. Будьте сильной и спокойной до этого часа, любовь моя.

Ваш до гроба,

Каллум

Я с грустью опускаю письма, зная, что Индиго так и не воссоединилась с бедным влюбленным Каллумом у алтаря. Петра, чувствуя мое горе, спросила:

– Она так и не вышла за него замуж, да?

– Да, – ответил я. – Я слышал, что ее отец все узнал, предотвратил ее побег и навсегда запретил ей видеться с Каллумом.

Петра тихо присвистнула.

– Черт. И что сделала Индиго?

– Она убила себя.

– Черт , – ее выражение стало задумчивым. – Сколько было Индиго, когда она умерла?

– Шестнадцать, – ответил я.

– Как и мне. И поверьте, если бы я кого-то любила, то меня бы ничто не остановило от встречи с ним. Даже мама. И я бы точно не убила себя.

Она прошлась по письмам, не обращая внимания на их хрупкость. Когда она ткнула в одно письмо пальцем, крохотный кусочек упал с листка.

– Вот здесь, – сказала она, читая вслух. – «Ваш отец планирует остановить наш надвигающийся брак любыми необходимыми средствами».

Она передала мне письмо, и я снова прочел его, внимательно вчитываясь в его слова о Уильяме Гарсоне.

Не доверяйте ему, моя дорогая.

– А что, если… – Петра осеклась, ее щеки снова загорелись, как будто она уже знала, что я посчитаю ее слова глупостью. – Что, если Индиго Гарсон не совершала самоубийства? Что, если ее убил родной отец?

Я думал о том же. Я всегда думал, что в официальной истории, которую я услышал от Хиббса, отсутствовал ключевой элемент, который связывал бы все вместе. И это, я понял, может быть он.

– Думаю, в твоих словах может быть смысл, – сказал я. – Только вот вопрос, что мы можем сделать?

Петра выгнула бровь, как будто ответ был очевиден.

– Мы проведем исследование, – сказала она. – И посмотрим, сможем ли доказать, что Уильям Гарсон был убийцей.

С утра я час сушу мою все еще мокрую одежду, перед тем как выселиться из мотеля. Тот факт, что я предпочту вернуться в дом якобы с привидениями, в котором нашли скелет в потолке, чем провести еще одну ночь в «Двух соснах», многое говорит о состоянии Бартлби.

Но в Бейнберри Холл меня возвращает не только печальное состояние мотеля. Я возвращаюсь, потому что мне это нужно. Правда – о том, почему мы уехали, о том, почему мой отец продолжал возвращаться, о том, что случилось с бедной Петрой – становится все ближе. Теперь ее остается только найти.

Я даже получаю полицейский эскорт, любезно предоставленный шефом Олкотт, которая останавливается у мотеля, чтобы сказать, что мне можно вернуться домой. Она настаивает на том, чтобы всю дорогу до дома она ехала передо мной на своем потрепанном «Додже Чарджере». Когда мы добираемся до Бейнберри Холл, я понимаю почему.

Ворота перегородили репортеры как газет, так и телевидения. Несколько новостных фургонов разбили лагерь на обочине дороги, их задние дверцы открыты, а мускулистые операторы ждут внутри, как забытые дети. Они выпрыгивают из фургонов, когда мы подъезжаем к воротам, камеры поворачиваются в мою сторону. Репортеры толпятся вокруг моего пикапа, в том числе и Брайан Принс, его галстук-бабочка придает его выражению «Я же говорил» еще больше очевидного самодовольства.

– Мэгги! – кричит он. – Вы думаете, что ваш отец убил Петру Дитмер?

Я продолжаю ехать, медленно ведя пикап вперед, пока не оказываюсь у ворот. Шеф Олкотт вылезает из машины, вооружившись ключами, которые я вручила ей перед тем, как мы выехали из «Двух сосен». Она неторопливо пробирается сквозь толпу и отпирает калитку.

– Ну хватит, – говорит она толпе репортеров, расталкивая их взмахами рук. – Пропустите ее.

Брайан Принс отходит последним. Он стучит в окно грузовика, умоляя меня что-то сказать.

– Поговорите со мной, Мэгги. Расскажите мне свою версию истории.

Я жму на педаль газа, и грузовик рвется вперед, оставив Брайана глотать облако пыли. Я не сбавляю скорость, пока не поднимаюсь по холму и не оказываюсь перед Бейнберри Холл. Сейчас он выглядит еще более зловещим, чем вчера, хотя я знаю, что это невозможно. Изменилось только то, что я узнала об этом месте, и оборванная полицейская лента, свисающая с входной двери.

Шеф Олкотт въезжает на подъездную дорожку позади меня. Она вылезает из своего «Чарджера», а я выпрыгиваю из пикапа. Мы стоим поодаль, глядя друг на друга, как ковбои в кино перед перестрелкой, и обе прекрасно понимаем, что можем оказаться на разных сторонах. Все зависит от того, насколько виновным я считаю своего папу, а это меняется каждую минуту.

– Я надеялась, что мы сможем все обсудить, – говорит она. – Вчера вечером люди из Уотербери провели предварительный осмотр останков.

– Это Петра, да?

– Не официально. Им все еще нужно проверить зубные карты. Но кости принадлежат девушке-подростку. Так что все указывает на то, что это Петра.

Хоть я и не удивлена, эта новость заставляет чувствовать себя подавлено. Я иду к крыльцу и сажусь на ступеньки, все еще мокрые джинсы нещадно трут кожу. Я буду чувствовать себя лучше в свежей одежде, но я еще не готова зайти в Бейнберри Холл.

– Они установили причину смерти?

– Не точно, – отвечает шеф Олкотт. – У нее был проломлен череп. Это единственное повреждение, которое они могли точно определить. Но они не могут сделать вывод, что именно это ее убило. Будет трудно определить наверняка, учитывая то состояние, в котором находились кости.

– Почему вы думали, что Петра сбежала тогда? – говорю я.

– А кто сказал, что я так думала?

– Брайан Принс.

– Кто же еще, – пробормотала она. – Правда в том, что я действительно подозревала, что с Петрой могло что-то случиться.

– Почему вы ничего с этим не сделали?

– Я тогда не была главной, поэтому ничего не решала. Со времен этого дела сменилось три шефа. Больше никому в полиции и дела не было до девочки-подростка. Мне было, но я все равно молчала, о чем жалею каждый чертов день на протяжении последних двадцати пяти лет, – шеф Олкотт делает глубокий вдох, чтобы собраться с мыслями. – Но теперь-то я могу что-то решить. И я хочу знать, что случилось с этой бедной девушкой. Итак, давайте поговорим о подозреваемых. Как вы думаете, кто еще, кроме вашего отца, мог положить это тело под половицы?