Райли Сейгер - Дом на краю темноты [litres]

– Мне следовало бы спросить об этом вас, – говорю я. – Если так подумать, стоит ли нам вообще это обсуждать?

Шеф снимает шляпу и проводит рукой по коротким серебристым волосам.

– Я не вижу ничего плохого в том, чтобы мы это обсудили. Я просто пытаюсь подумать сразу обо всех. Не нужно считать меня врагом, Мэгги.

– Вы думаете, что мой папа убил человека.

– А вы не дали мне ни единой причины, чтобы так не думать.

Если бы мама мне перезвонила, то я была бы лучше подготовлена к этому разговору. Но она этого не сделала, даже после того, как я снова позвонила ей этим утром. Теперь я могу только слепо бросать теории, как дротики в баре.

– Я знаю, что отец выглядит виновным, – говорю я. – И, насколько я знаю, он мог это сделать. Но если это правда, то совсем не понятно, зачем он так часто упоминал Петру в своей книге. Если у него была с ней какая-то интрижка, как думает Брайан Принс, или если он ее убил, как, наверное, думают все подряд, было бы логично вообще не упоминать о ней.

– Может, он надеялся, что именно так и мы подумаем, – предполагает шеф Олкотт.

– Или, может, это сделал кто-то еще.

Шеф дергает головой в сторону входной двери.

– Не так уж много людей могли зайти в этот дом.

– Уолт Хиббетс, – говорю я. – У него были ключи.

– Правда, – соглашается шеф Олкотт. – Но какой бы у него был мотив? Петра жила с ним по соседству всю жизнь. У него была куча возможностей ее убить. И не то чтобы старый Уолт походил на убийцу. Но даже если и так, то зачем так долго ждать?

– Может, он знал, что в Бейнберри Холл никого нет, – говорю я, придумывая. – И положил туда тело, чтобы очернить моего папу.

– Спрятать тело – не лучший способ кого-то очернить. Но интересно, что вы упомянули кого-то из семьи Хиббетсов, – тон шефа напряжен, что заставляет меня заерзать от дискомфорта. Мои джинсы скрипят на ступеньках. – Я была удивлена, когда вчера увидела здесь Дэйна.

– Он помогает мне ремонтировать дом, – говорю я. – Что в этом удивительного? Он же подрядчик, в конце концов, хоть и сказал, что дела идут не очень.

– А вы никогда не задумывались почему?

Нет. Я вообще забыла об этом. Мне нужна была помощь, Дэйн был свободен, мы договорились.

– К чему вы клоните? – спрашиваю я.

– К тому, что большинство людей не очень-то хотят нанимать зэка, – отвечает шеф.

У меня перехватывает дыхание. Эта новость не так шокирует, как вчерашняя, но попробуйте найти, что с этим сравниться.

– Что он сделал?

– Нападение при отягчающих обстоятельствах, – говорит шеф. – Это было в Берлингтоне. Лет восемь назад. Драка в баре. Дэйн потерял контроль и избил другого парня, пока тот не потерял сознание. Да еще и сильно его порезал. Жертва месяц провела в больнице, а Дэйн – год в тюрьме.

Мои мысли цепляются за образ Дэйна в баре, который бьет кулаком по ошеломленному, окровавленному лицу незнакомца. Мне хочется думать, что он не способен на такое насилие, но я ни в чем не уверена, по крайней мере когда дело касается мужчин.

Шеф Олкотт чувствует это и говорит:

– На вашем месте я бы об этом не волновалась, – она встает, но сначала дружески хлопает меня по колену. – У вас есть дела поважнее.

Она снова надевает шляпу, возвращается к своей машине и уезжает, оставив меня одну на ступеньках обдумывать три вещи. Во-первых, Дэйн – человек, с которым я чуть ли не переспала прошлой ночью – склонен к насилию. Во-вторых, я так и не нашла веской причины, почему шеф Олкотт не должна подозревать папу. И в-третьих, вполне возможно, что она заговорила о первом, чтобы помешать мне сделать второе.

Это наводит на последнюю мысль – несмотря на ее заверения в обратном, возможно, у шефа Тэсс Олкотт есть свои собственные планы.

Я захожу в дом только спустя полчаса после того, как уехала шеф Олкотт. Часть этого времени проходит за разговором с праведно гневной Элли.

– Почему ты мне не сказала, что в Бейнберри Холл нашли мертвую девушку? – говорит она сразу же, как я беру трубку.

– Я не хотела тебя беспокоить.

– А я обеспокоена, – говорит она. – Особенно потому, что увидела это в Твиттере. «В особняке “Дома ужасов” нашли тело». Такой был заголовок. И на секунду я подумала, что это ты.

Мое сердце ухает в пятки по нескольким причинам. Мне противна сама мысль, что Элли хоть на мгновение думала, что со мной случилось что-то плохое. А еще то, что Бейнберри Холл снова стал национальной новостью. Ведь если это увидела Элли, то и многие другие тоже.

– Прости меня, – говорю я. – Надо было сказать.

– Да, черт тебя дери, надо было.

– Но сейчас тут такой дурдом. Я нашла тело этой бедной девочки, и полиция думает, что виноват мой папа, а еще кто-то вломился в дом.

– Кто-то вломился? – переспросила Элли, не в состоянии скрыть панику. – Когда?

– Два дня назад. Он ничего не сделал. Просто прошелся по дому.

– Звучит не как «ничего», – отвечает Элли.

– Мне ничего не угрожает.

– Пока что, – Элли замолкает, чтобы глубоко вздохнуть, я слышу это по телефону. – Мэгги, я понимаю, что тебе нужны ответы. Правда понимаю. Но это того не стоит.

– Но будет, – говорю я. – Что-то произошло в этом доме в ту ночь, когда мы уехали. И я почти всю жизнь гадала, что это было. Я не могу теперь уехать. Я должна докопаться до истины.

Элли говорит, что понимает, хотя очевидно, что это не так. Я этого и не жду. Большинство людей, столкнувшихся с такой хренью, были бы рады вернуться домой, позволить полиции разобраться со всем и спокойно ждать ответов. Но даже если они поймут, как умерла Петра, это будет только половина истории.

Мне нужна связь.

Мне нужны детали.

Мне нужна правда .

Если мой папа убил Петру, я хочу об этом знать, в основном потому, что тогда я пойму, как мне к нему относиться.

Я приехала сюда в надежде простить папу.

Я не смогу простить убийцу.

Это одна из причин, почему я не могу избавиться от мысли, что он невиновен. Я дочь своего отца. Мы выбрали разные пути, и у нас были свои разногласия, но у меня было больше общего с ним, чем с мамой. Мы были похожи. И если он убийца, то что это говорит обо мне?

После разговора с Элли мне требуется еще десять минут, чтобы набраться храбрости и войти в Бейнберри Холл. По дороге я сдергиваю остатки полицейской ленты, которая трепещет, как листья на ветру. Я нерешительно останавливаюсь в вестибюле, как в тот первый мой вечер здесь. Разница лишь в том ощущении, будто теперь в Бейнберри Холл действительно водятся привидения.

Я тихо иду в глубь дома. Наверное, из уважения к Петре. Или, может, подсознательного страха, что ее дух все еще жив. В Комнате Индиго ковер свернули к стене. Полиция забрала половицы, которые раньше лежали под ним, как вещественные доказательства. Теперь в полу образовалась дыра, по форме и размеру напоминающая детский гробик.