Энн Рул - Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди

Но, конечно, никто ничего не забыл, и мы прекрасно понимали, что никогда и не забудем.

В той душной маленькой студии в Сан-Франциско я слушала приятный голос Карен Чандлер и голос Джека Левина, бостонского профессора, говорившего о проблеме серийных убийств. Мне было не по себе.

В мыслях я постоянно возвращалась к казни и думала о том, как убивает электричество. И при этом думала: «Тед уже больше ничего не может дать нашему миру, и мир тоже больше ничего не может дать ему. Для него настало время уходить».

В центре Сан-Франциско было прохладно и свежо. Водитель лимузина отвез меня в самый лучший отель в городе, где меня ожидали сотрудники телепрограммы «20/20». Кроме того, меня ждали еще тридцать четыре телефонных сообщения с пометкой «Срочно». Вначале я растерялась, но потом успокоилась, поняв, что ответить на все никак не смогу.

Следующие сорок часов мне предстояло провести с командой «20/20», с Томом Джарриелом, продюсером Берни Коэном и редактором Бобом Ридом. И говорить о Теде.

С еще большей остротой ко мне вернулось ощущение нереальности всего происходящего, и мое внимание словно раздвоилось. Я постоянно чувствовала, как мои «внутренние часы» отсчитывают время до момента, когда начнется путь в маленькую комнату в тюрьме штата Флорида – комнату, где стоит грубо сколоченный дубовый стул с кожаными ремнями и электродами; комнату, где спинки черно-белых блестящих свидетельских кресел имеют форму тюльпанов – кресла всегда казались слишком легкомысленными для подобного места. Команда «20/20» отвела меня вниз, где нам подали роскошный обед – гораздо дороже обедов, что мне до сих пор подавали. Однако у меня настолько пересохло во рту, что я не смогла получить от еды настоящего удовольствия. Том, Берни и Боб были очень милы и много шутили.

Они просто работали над очередной интересной историей. Они не были лично причастны к ней. В их положении я бывала тысячи раз. Завтра, 24 января, Тед должен был умереть.

Наконец в своей книге я дошла до того места, где я честно должна признаться в своих реакциях. Мне было трудно прожить те двадцать четыре часа. Чувство у меня было точно такое же, как тогда, когда я в последний раз видела своего брата Дона. Мы с моим новым мужем довезли его до аэропорта в Сиэтле, всерьез беспокоясь из-за его крайне подавленного состояния. Парадоксальным образом он вместе с моим отцом должен был лететь в Сан-Франциско – туда, где я находилась теперь, – откуда он должен был вернуться в Стэнфорд. Как только они исчезли из поля моего зрения, я разрыдалась.

Я поняла, что больше никогда не увижу брата. И я ничего не могла поделать. Я не могла остановить Дона на его пути к смерти. Это должно было случиться, и ничто не могло изменить роковой ход вещей. В двадцать лет я впервые ощутила это чувство фатальной неизбежности.

Когда на следующий день Дон покончил с собой, ему был двадцать один год. Тед был на год старше, когда я в первый раз встретила его. Мой брат был воплощением всего самого доброго и прекрасного, Тед Банди был его полной противоположностью. И тем не менее из-за утраты Дона я всегда ощущала некую внутреннюю связь с Тедом.

И вот теперь, тридцать лет спустя, Тед должен был умереть, и ничто не могло спасти его. И ничто не должно было его спасти.

Я попыталась сосредоточиться на застольной беседе. Я ведь ничем не была обязана этому чудовищу Теду. Чудовищу-насильнику-убийце. Он постоянно лгал мне, и он сломал больше человеческих жизней, чем те люди, о которых я когда-либо писала. Сейчас я вспоминала и размышляла не о человеке, а о мифе.

Далеко от Сан-Франциско, во Флориде, нить жизни Теда раскручивалась довольно спокойно и размеренно. Он отменил пресс-конференцию. Теда посетил его пасынок Джейми Бун, уже ставший взрослым и сделавшийся священником-методистом. Джейми всегда верил Теду. Считается, что Тед чувствовал угрызения совести из-за того, что обманул Джейми.

Кэрол Энн Бун не приехала.

Луиз Банди тоже всегда так носилась со своим «драгоценным милым мальчиком» и верила каждому его слову. Ужас, охвативший ее от признаний Теда следователям, неописуем. СМИ отыскали ее и преследовали до тех пор, пока она не хлопнула дверью перед ними. Однако она согласилась побеседовать с сотрудником «Такома Ньюз Трибьюн», газеты ее родного города.

– Эта самая чудовищная новость в нашей жизни, – сказала она,узнав о том, что Тед признался в восьми – а возможно, и в одиннадцати – убийствах Бобу Кеппелу. – Если это действительно было признание, оно для нас совершенно неожиданно, поскольку мы твердо верили – и я полагаю, до сих пор верим и будем верить, пока не услышим того, что он действительно сказал, – что он невиновен в перечисленных преступлениях… мне страшно подумать о тех муках, которые пережили родители девушек. У нас есть собственные дочери, которые нам бесконечно дороги. Это так ужасно. Я просто не могу понять…

Тед позвонил матери вечером 23 января. Он несколько раз повторил ей, что ничего дурного не совершал.

– Он постоянно твердил, как он сожалеет по поводу всего происшедшего и что «в нем есть нечто, о чем люди не знают».

Но он поспешил заверить мать, что «тот Тед Банди, которого она знала, также существует».

В доме, заполненном друзьями, Луиз пришлось прижимать телефонную трубку к уху, чтобы в последний раз услышать голос сына.

– Ты всегда останешься моим драгоценным сыном, – говорила она тихо. – Мы хотим, чтобы ты знал, как мы любим тебя и будем любить всегда.

В тюрьме Рейфорд долгая ночь прошла слишком быстро. Последние четыре часа своей жизни Тед провел в молитве с Фредом Лоуренсом, священником из Гейнесвилля и с Таннерами. По некоторым сообщениям, Теду вкололи сильнейшую дозу транквилизаторов, что позволило ему более или менее достойно пройти стадию финальных приготовлений. Последней трапезы у него не было – аппетит у Теда пропал. Ему обрили запястья, правую ногу и голову, чтобы облегчить работу электродам, через которые будет проходить ток в две тысячи вольт тремя ударами до наступления смерти. Ему выдали чистые синие штаны и тонкую голубую рубашку.

В ту ночь в Сан-Франциско мы не ложились спать. Пока операторы настраивали свет и камеры, я в течение нескольких часов говорила о Теде, о том, каким он был, каким казался и каким на самом деле не был.

Телефон звонил еще семьдесят пять раз. О Теде пытались спросить даже оператор местного отеля и жена полицейского из района Залива.

Когда в Старке, штат Флорида, будет семь часов утра, в Сан-Франциско будет всего четыре часа утра.

Еще даже не восход солнца.

Около полтретьего утра я растянулась на кровати прямо поверх покрывала и смогла на полчаса уснуть. В три часа один из операторов разбудил меня. Они были готовы начинать съемку.