Сара Пирс - Санаторий

– Что он сказал?

– Что он не против. Никакой реакции. Ни проблеска эмоций. – Взгляд Сесиль мрачнеет. – Знаешь, раньше я все гадала – вспоминает ли он о случившемся? Может, то, что он сделал, многие годы грызет его и, закрывая ночью глаза, он вспоминает меня. Но, увидев его тогда, я поняла, что нет, не вспоминает. Поняла, что он никогда не будет держать ответ за содеянное, даже перед самим собой. Он отмахнулся от этого, может, даже убедил себя, что я сама хотела, или просто забыл, – она задумывается. – В общем, он заставил меня чувствовать себя мелкой. Разделил на части, прямо как здешние врачи, которые должны были помогать людям.

Сесиль смотрит Элин в лицо.

– Теперь вы видите, что ошиблись, когда говорили, что дело не в санатории, а во мне. Это место и его тайны… Они стали последней каплей. – Она снова переводит взгляд на Лукаса. – Скажи ей, Лукас. Расскажи ей правду об этом месте.

Лукас говорит тихо, его голос еще слегка искажен:

– До начала строительства с нами связалась Марго, она хотела разузнать насчет одной своей родственницы. Марго узнала, что ее перевели в санаторий из немецкой клиники. Мы стали искать, но в официальных бумагах ничего не нашли. Я сказал, что мы проверим тщательнее.

– Марго связалась с вами напрямую?

Элин сжимает и разжимает кулаки. Ее пальцы замерзли, кончики онемели.

– Да. Как она и просила, мы поискали и нашли кое-что в шкафу в бывшей палате. Коробку. Ее явно не открывали многие годы. Внутри я нашел документы, фотографии, истории болезни. Дневники. Все пациентки были женщинами. Я начал читать и понял, что у пациенток… не было туберкулеза. Их привезли в санаторий не ради лечения.

С жутким предчувствием неизбежного Элин поглощает его слова.

– Пациенток перевели из клиники в Германии. Здесь они принимали участие в эксперименте. Он начался как разработка нового метода лечения, но потом, похоже, зашел слишком далеко… – запинается он. – Мы начали разбираться и нашли новые материалы. Фотографии, записи… Судя по ним, это уже больше не были эксперименты. Они превратились… в нечто другое.

– Насилие, – еле слышно произносит Сесиль. – Старомодное злоупотребление властью, эксплуатация беззащитных женщин. – Она смотрит Элин в глаза. – Эти женщины не были больны. В немецкую лечебницу их поместили отцы, мужья и доктора под предлогом болезни, но на самом деле они просто вели себя не так, как от них ожидали. Как было приемлемо для женщин того времени. У них были собственные мысли, они слишком откровенно высказывались. Так было не принято. – Она смотрит в пол, ее лицо искажается от отвращения. – Некоторым из них особенно не повезло – их перевели сюда.

Кивая, Элин старается говорить ровным тоном.

– Так почему же вы сразу не обнародовали истории болезни?

– Лукас сказал, что негативные статьи в прессе навредят отелю. Он хотел только одного – продолжать строительство, – морщится Сесиль. – Даниэль отреагировал так же, когда мы ему рассказали. Мол, все это в прошлом, забудьте.

– Сесиль, это несправедливо. – Лукас пытается сесть. – Если бы люди узнали, что здесь происходило, началось бы расследование, которое повлияло бы на планы строительства.

– Тебя ничто не остановит, да? Имеет значение только отель. – Она смотрит на Элин. – Лукас и Даниэль знали о могиле с фотографии, знали, что есть и другие. Они обнаружились во время обследования места строительства. Лукас предпочел это проигнорировать. И продолжать строительство. Снова дал взятку, чтобы еще один человек закрыл глаза.

Тяжело дыша, Лукас морщится и меняет позу.

– Не понимаю, почему давнишние события должны влиять на то, каким могло стать это место.

– Но в том-то и дело, Лукас. Как ты не понимаешь? Все дело в том, что это происходит до сих пор. Каждое злоупотребление властью, каждое изнасилование, каждый случай харассмента. Все осталось по-старому. – Сесиль наклоняется к нему, и ее лицо оказывается в нескольких сантиметрах от Лукаса. – Но ведь так просто, да? Подставить другую щеку. Не обращать внимания на последствия. А что гораздо хуже, мы в этом участвуем. Не только мужчины, но и женщины.

– Женщины? – Элин делает шаг вперед, надеясь, что Сесиль не заметит.

– Да. Адель. Она вместе со сторожем нашла тело Даниэля. Его подружка. Ее тоже подкупили. Лукас предложил ей работать здесь за очень большую зарплату, достаточную, чтобы она держала рот на замке.

Это объясняет связь между Лукасом и Адель. И фотографию в «Инстаграме».

– Мы нашли фотографию Адель и Лукаса на какой-то вечеринке. Похоже, они спорили.

– Да. Она просила больше денег, – приглушенно говорит Лукас.

Элин поворачивается к Сесиль:

– Но ведь это вы убили Даниэля, да? Почему же вы хотели, чтобы Адель обо всем рассказала?

Элин впервые видит настоящие эмоции Сесиль.

– Потому что я не хотела оставаться анонимной. Когда я убила Даниэля, то рассчитывала, что меня поймают. Я хотела, чтобы моя история стала публичной, чтобы все узнали истории этих женщин. Мне хотелось, чтобы люди спросили, почему я его убила. Но нет. Все пытались скрыть убийство.

– Но вы же могли к кому-нибудь обратиться – в полицию, в прессу. Рассказать свою историю.

Сесиль удивленно смотрит на нее:

– Если бы я обратилась в прессу, было бы мое слово против его слова. В свое время мне никто не поверил, так с какой стати поверили бы теперь? Единственный путь добиться правосудия – совершить его самостоятельно. Заставить их заплатить.

Элин смотрит на нее, и все встает на свои места, она понимает жуткую логику Сесиль. Возмездие в самой жестокой форме, чтобы качнуть баланс власти на весах в другую сторону.

– Почему прошло столько времени между убийствами Даниэля и Адель?

– Я ждала нужного момента. Когда я узнала, что Адель попросила у Лукаса больше денег, что-то во мне перемкнуло. Я поняла, что она должна умереть.

– И к тому времени Марго уже была вашей сообщницей, верно? Она была очень восприимчива, и вы ее завлекли.

– Я бы не сказала, что завлекла ее. Просто она была открыта для предложений. И зациклилась на своей родственнице.

– Зациклилась? – повторяет Элин. – Она была больна, Сесиль. У нее была серьезная депрессия. Психотическая депрессия. Я нашла распечатки в Лорином столе. Сначала я предположила, что речь о самой Лоре, но на самом деле она беспокоилась о Марго, так ведь? У Лоры тоже была депрессия, и она узнала симптомы.

Сесиль нетерпеливо взмахивает рукой, отметая слова Элин:

– Не имеет значения, как это называть. Причины неважны.

– Сесиль…

– Да. Это правда. Еще до смерти матери Марго попросила выяснить, что случилось с ее прабабушкой, чье исчезновение… тревожило несколько поколений ее семьи. И бабушку, и мать Марго. Все они хотели узнать, что случилось. Но когда Марго выяснила правду, она не нашла покоя. Наоборот, окунулась в пучину. Тот конверт с фотографиями, который вы нашли… она везде таскала его с собой. У нее развилась мания.