Джон Маррс - Тьма между нами

— Я здесь, с тобой, — говорит она, словно, кроме нее, мне ничего в жизни не нужно, словно ее постоянное присутствие способно компенсировать то зло, которое она мне причинила. — Несмотря ни на что, я никогда не покидала, не бросала тебя. Всегда оставалась рядом, даже когда ты меня гнала.

— И что? Думаешь, мне этого достаточно? В течение пяти недель я пыталась осознать всю твою ложь и сжиться с ней. Ты отобрала у меня отца и сына. Больше двадцати лет я не жила, а существовала без них. Теперь я собираюсь вернуть долг. Ты проведешь в этой тюрьме столько же времени, сколько мучила меня. Не увидишь друзей, не выйдешь на улицу и не поговоришь с соседями. Будешь гнить здесь, как я все это время.

— Нет! — рыдает Мэгги. — Нина, милая, пожалуйста, не надо… Ты знаешь, что это неправильно.

Я снова беру ее за руку и волоку обратно в спальню, там перестегиваю цепь и оставляю одну. Пусть привыкает. Она кричит что-то мне вслед, но, как только я закрываю за собой звуконепроницаемую дверь, в доме снова воцаряется тишина.

Чертово уплотнение, которое Мэгги нашла у себя в груди, не дает мне покоя. Засело в мыслях и не выходит из головы.

Из-за него я все утро делала глупые ошибки, забивая новые наименования в электронный каталог библиотеки. Понятно, что в ее возрасте проблемы со здоровьем не редкость, просто я не ожидала, что они начнутся так скоро и окажутся столь серьезными. И если б только это! Меня все больше тревожит собственный изменившийся настрой. Я должна люто ненавидеть и презирать Мэгги до дня ее смерти — но почему-то беспокоюсь о ней…

Выходит, не только она зависит от меня, но и я — от нее, даже когда она полностью мне подконтрольна. Созависимость, но не как при дружбе; это скорее что-то вроде договора. Поэтому перспектива ее возможной скорой смерти гнетет меня и не дает покоя. Мэгги всегда, все тридцать восемь лет моей жизни, была рядом, и я пока не готова к тому, что она меня скоро бросит.

В обеденный перерыв я сижу одна за столом в пустом научном кабинете. Передо мной — раскрытый блокнот. Я провожу линию по центру страницы, разделяя ее на два столбца. Один озаглавливаю «Варианты», другой — «Риски».

И первым пунктом вношу самый очевидный вариант — «Записать Мэгги на прием к врачу», хотя понимаю, что реализовать его не получится: коллеги по больнице думают, что у нее слабоумие и она живет на побережье в 300 милях отсюда.

Немного подумав, пишу следующий вариант: «Отвести в медпункт» — и тоже сразу его отметаю. Там ей не сделают ни маммографию, ни биопсию. Осмотрят и направят в специализированную клинику.

Главное условие для реализации любого из вариантов — чтобы Мэгги, покинув дом, держала язык за зубами. Можно ли ей доверять? Нет, конечно. Будь я на ее месте, при первой же возможности рванула бы на свободу быстрее, чем Усэйн Болт [24] Усэйн Сент-Лео Болт (р. 1986) — ямайский спринтер, рекордсмен по количеству титулов чемпиона мира по легкой атлетике. .

Сижу, уставившись в блокнот, и пытаюсь придумать наименее рискованный вариант. И единственное, что приходит мне в голову, — «Ничего не делать».

Мы не ужинали с Ниной уже несколько дней. Она просто оставляет у меня под дверью контейнеры с едой, порошками и витаминами на сутки, когда я сплю. По-моему, я догадываюсь, с чем это связано. Она не хочет встречаться со мной лицом к лицу, потому что тогда ей придется сказать, какое решение насчет меня она приняла. Чувствую, что дочь колеблется, и пока она в таком состоянии, есть шанс до нее достучаться. Но не из-за закрытой же двери…

Часы на телевизоре показывают половину девятого, а Нина еще дома. Странно, она редко так задерживается, даже когда работает в другую смену. И здоровье у нее прекрасное — не помню, когда она в последний раз брала больничный. И все же… Вдруг заболела? Что будет со мной, если Нина сляжет? Или с ней произойдет несчастный случай?.. Помню, читала где-то, как младенец погиб от голода, когда его мать-одиночка внезапно умерла. Я нахожусь сейчас в таком же зависимом положении. Не узнаю, если ей вдруг станет плохо, и ничем не смогу помочь ни себе, ни ей, пока дверь между нами заперта. Раньше я тревожилась только о собственном здоровье, а теперь еще и о Нинином.

Стою у окна в ожидании ее ухода, когда к нашему дому подъезжает машина. Та самая, белая с черным люком, которая уже была здесь трижды. В последний раз Элси отчитала парня, который на ней ездит, и он сбежал, поджав хвост. Но тогда, кроме меня, в доме никого не было, а сегодня Нина еще здесь. Я привстаю на цыпочках, чтобы лучше его видеть, и с удивлением замечаю, как Нина выпархивает ему навстречу и они крепко обнимаются. Вот это поворот!

Вместо обычной невзрачной одежды, вроде блузки, свитера и джинсов, на ней яркое платье и туфли на каблуках. Они вместе идут к машине, Нина бросает сумочку на сиденье, оборачивается и смотрит вверх, туда, откуда, по ее расчетам, я буду за ней наблюдать. Перехватив ее взгляд, инстинктивно отступаю на шаг назад, хотя и знаю, что снаружи меня не видно. Они садятся в машину и уезжают.

Кто он такой? В самом начале, едва упрятав меня сюда, Нина в мельчайших подробностях рассказывала мне обо всем, что происходило в ее жизни, чтобы уязвить и напомнить, чего я лишилась. Однако про этого парня в ее рассказах не было ни слова.

Вернувшись к туалетному столику, я замечаю небольшую пластиковую баночку с льняным семенем, которым забыла посыпать свои замоченные овсяные хлопья. Рядом с ней на подносе лежит оставленная Ниной книга «Борьба с раком при помощи здоровой еды и позитивного образа жизни». Закатываю глаза. Позитив!.. Беру ее в руки и читаю аннотацию на обложке. Автор опуса считает, что рак можно побороть, просто скорректировав образ жизни и диету. Открываю оглавление и не вижу там ни одного упоминания об УЗИ, биопсии, рентгеновских лучах, МРТ, химиотерапии, лучевой терапии, гормональной терапии и прочих действенных средствах защиты от этого страшного недуга. Главы вроде «Упражнения на свежем воздухе» и «Поддержка друзей» столь же актуальны в моем положении, как акваланг.

От обиды на Нину все сжимается внутри. Не хочет мне помогать, прячет голову в песок!.. Но я не стану закапываться рядом. На счету каждый день. Чем позже будет поставлен диагноз, тем страшнее он может оказаться.

Из-за гнетущей неопределенности я по сто раз на дню ощупываю уплотнение у себя в груди, пытаясь понять, что с ним происходит. Иногда, когда спальня погружается в полную тишину, я чувствую, как оно растет и набухает, растягивая кожу. Или, словно созревший одуванчик, рассеивает сорные семена по всему телу, чтобы те пустили корни и проросли в самых укромных уголках. Что бы это ни было, я хочу от этого избавиться. И выйти на свободу.