Джон Маррс - Тьма между нами

Я замолкаю. Мой сын ничего не говорит. Пришлось вывалить на него сегодня слишком много мрачных тайн — их непросто переварить. Идя сюда, он был уверен, что выследил давно потерянную сестру, а вместо этого нашел мать с огромным багажом житейских трагедий.

— Мне уйти? — спрашиваю я. — История непростая, и я пойму, если тебе понадобится время ее осмыслить.

— Нет, — отвечает Бобби не мешкая (а значит, от чистого сердца). — Ты могла бы просто скрыть все это от меня, и я очень ценю твою честность.

Честность… Я готова дать сыну безусловную любовь, поддержку и многое другое, однако полной честности между нами не будет никогда.

Восемнадцать месяцев назад

Губы сами расползаются в улыбке от переполняющей меня радости. Большинство родителей наверняка испытывают подобные чувства по несколько раз на дню, но для меня это все еще в новинку, поэтому я ценю каждую проведенную с Бобби минуту.

И только Мэгги омрачает мое счастье. Не буду лукавить, я не ожидала от нее моментальной покорности и сговорчивости. Тем не менее, прошло уже несколько месяцев, а она все никак не успокоится. Когда ее выходки особенно мне досаждают, я достаю остатки моксидогреля, измельчаю и подмешиваю ей в еду. Например, как вчера. Я осторожно ощупываю через одежду пластырь на руке, прикрывающий рану от вилки. Когда я ее скрутила, она божилась, что это все из-за галлюцинаций, вызванных таблетками. Но кого она обманывает? Мы обе понимаем, что она просто хотела сбежать, бросить меня. Пришлось лишить ее металлических столовых приборов.

Надо признаться, мне новый порядок дается не легче, чем Мэгги. Чтобы удерживать ее в плену, приходится прилагать больше усилий, чем предполагалось, а моральное удовлетворение от этого оказалось гораздо скромнее задуманного. Она вытягивает из меня кучу энергии, и это дико бесит. Рядом с ней мне постоянно приходится быть настороже, и даже вне дома, когда встречаюсь с Диланом, я ловлю себя на том, что думаю, как предугадать ее дальнейшие каверзы.

Сегодня еду к Дилану в Лестер. За семь месяцев мы выработали с ним свой ритуал и теперь по очереди ездим друг к другу. Раз в две недели. Будь моя воля, я не разлучалась бы с ним ни на день, но у него семья. Я была бы счастлива, если б он сообщил обо мне, о своей настоящей маме, всем и вся. Однако стараюсь не предъявлять ему претензий и идти на любые условия, потому что уж лучше оставаться на периферии его мира, чем вообще навсегда вылететь из него.

Дилан ждет меня на автовокзале и встречает объятиями и широкой улыбкой. Пес Оскар подпрыгивает на заднем сиденье машины и тоже радостно меня приветствует. Мы едем в деревню неподалеку. Дилан пристегивает поводок к ошейнику Оскара, и мы отправляемся под ручку на загородную прогулку по шикарной усадьбе. Со стороны нас, должно быть, можно принять за влюбленных.

Как это ни дико, именно так я себя и ощущаю. Когда думаю о нем, сердце переполняется счастьем. Хочу быть с ним все время. Хочу слышать его речи, изучать привычки, смешить и окружать своей любовью. Хочу всего того, что женщина получает в отношениях от своего мужчины. Но мы не любовники. И иногда, когда я чувствую, что границы начинают стираться, приходится напоминать себе, что он мой сын.

Если верить интернету, моя реакция не уникальна и подпадает под определение «генетического сексуального влечения». Формулировка, конечно, жуткая, как и сайты, посвященные этому явлению, но моей вины тут нет: если б нас не разлучили сразу после родов, привязанность формировалась бы постепенно. А так из-за предельно сжатых временных рамок любовь к сыну, желание всегда быть рядом и восторг от его присутствия порою перехлестывают через край. Надеюсь, со временем это пройдет.

Ловлю наше отражение в окне усадьбы. Сероглазый, темноволосый, стройный, немного угловатый, Дилан безумно похож на своего отца. Но Джона я потеряла, а Дилана никогда не отпущу. Крепче сжимаю его руку.

Через месяц после нашей второй встречи мы сделали ДНК-тест для собственного успокоения, и, конечно же, результат оказался положительным. Хотя это и так было понятно: слишком много у нас общего. При каждой встрече я обнаруживаю все новые и новые сходства. Сегодня, например, замечаю, что мочки наших ушей имеют одинаковую форму, а два нижних зуба у Дилана немного находят друг на друга, как и у меня. И пусть это мелочи, от них на душе становится теплее.

Мы выходим к речке. Мимо по песчаному берегу ковыляет выводок гусей, вспугнутый проплывающей лодкой. Мама-гусыня то и дело оборачивается, чтобы проверить, всё ли в порядке с ее цыплятами. Мы с ней похожи: у меня теперь тоже есть о ком заботиться.

— Как насчет подружки? — спрашиваю я. — С кем-нибудь встречаешься?

Дилан недолго колеблется и отвечает «нет».

— В твоем возрасте за отцом девчонки косяками ходили, — продолжаю я. — Ему от поклонниц чуть ли не палкой приходилось отмахиваться. Вернее, я их отгоняла. Ты очень на него похож.

— Видел его фотографии в интернете.

— Правда? — удивляюсь я, хотя на самом деле тут нет ничего странного: вполне естественно, что ему захотелось посмотреть на своего отца.

— Да, — отвечает он. — Как думаешь, мы с ним поладим?

— Ну… Не уверена. Вы слишком разные. В молодости Джон был довольно дерзким и высокомерным. Не знаю, может, тюрьма его изменила… Но он всегда заботился обо мне и оберегал.

— Скучаешь по нему?

Я киваю, и какое-то время мы идем молча.

— Кстати, — вновь заговаривает Дилан, — меня интересуют не девушки, если ты понимаешь, о чем я.

До меня доходит лишь когда на его лице появляется заговорщическая улыбка, как у отца.

— Ты гей? — спрашиваю я удивленно.

— Ага.

Мы идем дальше, в сторону кафе.

— Я начал встречаться с одним парнем несколько недель назад. Хотя вряд ли у нас с ним получится.

— Почему?

— Работы много и ты… Для серьезных отношений просто нет времени.

Значит, я для него важнее. На сердце становится тепло и радостно.

— Для тебя это проблема — ну… то, что мне нравятся парни?

— Нет, конечно, — говорю я совершенно искренне. Даже рада, что не придется делить его с другими женщинами.

— Мама и папа тоже спокойно к этому относятся.

Когда Дилан говорит о приемных родителях, меня одолевают смешанные чувства. Хочется во всех подробностях узнать о его детстве, о потерянных для меня годах, но при одной мысли, что другая мать подхватывала его на руки, когда он падал, читала ему сказки на ночь и болела за него на школьных соревнованиях, на меня наваливается черная зависть. На ее месте должна была быть я. Это абсурдно и несправедливо, однако я чувствую глубокую обиду на женщину, с которой даже ни разу не встречалась.