Шарлотта Линк - Дом сестер

— Виктория всегда была так любезна со мной, — сказала Маргарита. — Конечно, мы очень разные, и…ну да, иногда она действует мне на нервы. Но она была здесь первым человеком, который мне помог. Тогда это очень много значило для меня. Она не то чтобы моя близкая подруга, но я не хотела бы причинить ей боль.

«Дурацкое положение, — подумала Фрэнсис. Из внутренней пустоты постепенно образовалось чувство горечи. — Опять. Опять я стою здесь и наблюдаю, как он женится на другой…»

— Я знаю, что Виктория все еще не пришла в себя после развода с Джоном, — продолжала Маргарита. — Она, наверное, никогда не сможет прийти в себя. Все, что случилось, она воспринимает как болезненное поражение. И, насколько я могу об этом судить, никогда не сможет от него оправиться. И если Виктория узнает, что мы с Джоном… — Француженка не договорила фразу до конца. Она казалась искренне опечаленной и растерянной.

Фрэнсис показалось, что она наконец должна что-то сказать.

— Вы совершенно в этом уверены? Я имею в виду — вы с Джоном уже всё точно решили? Бесповоротно?

— У меня будет ребенок, — спокойно ответила Маргарет.

Фрэнсис села прямо на грядку и обхватила голову руками.

Она была вне себя и хотела немедленно поговорить с Джоном, но потом решила сохранять хладнокровие и не уподобляться обиженной девице. Кому она недавно сказала, что скоро будет праздновать свое пятидесятилетие?.. Ах да, бедной, страдающей одышкой миссис Паркер. В пятьдесят лет самое время достойно реагировать на жизненные кризисы. Когда Фрэнсис смотрелась в зеркало, она видела, что седины в ее волосах уже больше, чем смоли.

«С таким количеством седых волос, — сказала она себе с иронией, — не бегают в Дейлвью, как раньше. Это показалось бы смешным. Это он должен прийти сюда и объясниться».

И он пришел. В душный день в конце августа, когда каждый человек, каждое животное и каждая травинка жаждали благодатной грозы, Джон появился неожиданно, сразу после обеда. Фрэнсис сразу поняла, что его приходу предшествовал продуманный план: Маргарита уговорила Викторию отправиться за покупками в Лейберн, а Аделина решила, как она объявила еще за несколько дней до этого, навестить свою сестру в Вортоне. Фрэнсис с Лорой и Марджори должны были до вечера быть одни. Она обещала девочкам приготовить ужин и поэтому, сидя в кухне, чистила картофель.

— Добрый день, — сказал Джон от входа. — Извини, что я так бесцеремонно… но на мой стук в дверь никто не ответил.

Фрэнсис подняла глаза.

— Я ничего не слышала.

— Н-да, — произнес Джон.

Он в нерешительности остановился посреди кухни. На нем был светло-серый костюм и галстук. Фрэнсис знала, что в своем старом синем хлопковом платье она выглядит убого рядом с ним. Если б он был выпившим, она могла бы чувствовать свое превосходство, но, Джон, очевидно, был совершенно трезв. Элегантно одет и трезв. Она забыла, как хорошо он выглядел, когда у него не было мешков под глазами, а на лбу не выступали капельки пота.

— Где дети? — спросил Джон.

Фрэнсис пожала плечами:

— Не знаю. Думаю, что на улице. Я уже час их не слышу. — Она указала на стул, стоявший на другой стороне стола. — Садись. Я, к сожалению, должна почистить картошку, иначе мы останемся без ужина.

— Не обращай на меня внимания, — сказал Джон и сел. В своем костюме он выглядел довольно нелепо на фоне миски с картофелем.

— Маргарита рассказала мне, что говорила с тобой, — сказал он. — Она считает, что с Викторией будет проблема.

— А ты считаешь, что нет?

— Для меня — нет.

— Тебе следовало бы немного больше думать о ней. Для нее это будет страшный удар.

— Боже мой, Фрэнсис, мы разведены! Она хотела этого развода не меньше, чем я. Не думает же она, что я на всю оставшуюся жизнь останусь один… Я ничего не имел бы против, если б Виктория опять вышла замуж. Что я могу сделать, если она закрылась здесь, на ферме, и никого больше не видит?

— Послушай, Джон, ты обманываешь сам себя, и знаешь это. На самом деле она не хотела с тобой разводиться. Но ты так ужасно к ней относился, что в конечном счете ей не оставалось ничего другого. Ты сломал ее. Конечно, это не обязывает тебя до конца своих дней прожить в одиночестве, но ты и не должен все так упрощать. Ты очень виноват перед Викторией.

Он сделал недовольное лицо.

— А ты — нет? В течение нескольких лет ты…

— Знаю. Но, в отличие от тебя, я не пытаюсь сейчас задним числом во всем оправдаться. Я признаю́ свою вину.

Джон нервно барабанил пальцами по столу.

— И, тем не менее, я хотел бы тебе все объяснить.

Фрэнсис заметила, что слишком энергично кромсает картофель и, если не сосредоточится, порежет себе пальцы. Она попыталась успокоиться.

— У меня такое чувство, что мне дается еще один шанс, — сказал Джон, — и я хочу им воспользоваться.

— Шанс зовут Маргарита?

— Я был уже почти на грани. Одинокий, ожесточенный. И пьющий. Еще пара лет, и я допился бы до смерти.

— Ты бросил пить?

Джон кивнул. На его лице проступило выражение гордости.

— Да. И я думаю, что справлюсь с этим. Я не хочу, чтобы мой ребенок, когда он появится на свет, прежде всего увидел пьяного отца.

Фрэнсис вздрогнула. Она это знала. Но услышать о ребенке от него было выше ее сил. Ребенок был триумфом Маргариты.

Фрэнсис вспомнила, что уже во время похорон Чарльза Джон с год как не пил. Тогда у него были явные проявления абстиненции — он дрожал, и у него было серое лицо. Сегодня ничего подобного не наблюдалось. Должно быть, Джон преодолел самый худший период и действительно справился. Фрэнсис понимала, что должна радоваться этому. Но она не могла. Для Маргариты он бросил пить. Для нее — нет.

«Но боролось ли ты за это? — сразу спросил ее внутренний голос. — Тебе ведь было совершенно безразлично, пьет он или нет. Разве для тебя не было самым главным взять верх над Викторией? Ты знала, что она всегда ворчала на него из-за алкоголя. А ты была сама терпимость, человек, при котором он мог делать все, что хотел, не слыша эти бесконечные упреки. Но ты никогда не задавалась вопросом, оказывала ли ты ему тем самым услугу».

Ее холодное, непримиримое отношение растаяло. Она не хотела показать ему ни проблеска своего чувства — но внезапно ее гордость парализовало, и та осталась где-то далеко позади нее.

— Ты очень любишь Маргариту? — тихо спросила Фрэнсис.

Он на какое-то время задумался, потом сказал:

— Она придает моей жизни смысл.

— Это не ответ на мой вопрос.

— По-своему да. Я не думаю, что действительно люблю ее. Не так, как я люблю и всегда любил тебя. Возможно, даже мои чувства к Виктории в самом начале были более сильными, чем сейчас к Маргарите. И я не думаю, что она испытывает ко мне то же, что испытывала к своему мужу. Скорее… мы просто нуждаемся друг в друге. Мы поддерживаем друг друга.