Шарлотта Линк - Дом сестер

— Прежде чем ты погрязнешь в жалости к самому себе, может быть, все же вспомнишь, что именно я организовала эту поездку, чтобы у нас наконец появилось время поговорить? Разве это похоже на равнодушие?

Ральф сделал движение головой в сторону пачки листов.

— Мне кажется, что ты хочешь читать, а не говорить, — возразил он упрямо.

— Черт подери! — В ее глазах блеснул гнев. — Прекрати вести себя как ребенок, Ральф! Если ты хочешь поговорить — давай. Одно с другим не связано!

— Нет, связано. Все между собой связано, — ответил он неожиданно уставшим голосом, несмотря на несколько часов сна. — Барбара, будешь ли ты читать этот дневник…

— Это не дневник!

— Будешь ли ты читать этот дневник или нет, в конечном счете не имеет значения. Я нахожу это неправильным, но ты сама себе хозяйка и должна отдавать себе отчет в том, что делаешь. То, что меня действительно раздражает в этой истории, так это то, что и здесь опять проявился этот твой характер, твое привычное «привет, это Барбара, где бы найти и испытать что-то новенькое, волнующее и увлекательное?». Именитый адвокат с несомненным чутьем сенсационных дел. Светская львица в супершикарных шмотках, которая порхает с кинопремьеры на вручение премии или на вернисаж, а оттуда — в очередной ресторан. Женщина, которая состоит в дружеских отношениях с самыми известными журналистами страны и постоянно жаждет информации из первоисточника. И иногда совершенно забывает, что в жизни есть нечто более важное.

— Ральф, я…

— Знаешь, ты вот такая, как сидишь сейчас здесь, нравишься мне в сто раз больше, чем когда, разодетая в пух и прах, несешься на какое-нибудь мероприятие. А теперь твои волосы растрепаны ветром, и, кроме кровавой царапины на щеке, у тебя еще испачкан сажей нос, и… Нет! — Он взял ее за руку, которой она невольно попыталась вытереть нос, и крепко сжал ее. — Оставь как есть. Я боюсь, что мне не скоро вновь придется увидеть нечто подобное.

— Я тоже надеюсь, что за оставшуюся жизнь мне не придется копошиться в дровяных печах, чтобы практически из воздуха состряпать мало-мальски годную к употреблению еду… О, черт возьми! Картошка! — Она вскочила, сняла кастрюлю с плиты, подняла крышку и заглянула внутрь. — Совсем разварилась… — Почувствовала на себе его взгляд и быстро повернулась к нему. Из его глаз исчез весь гнев. — Ах, Ральф!.. Ты, наверное, мечтал совсем о другом, не так ли?

— Когда мы познакомились, ты тоже была другой.

— Я была…

— …не так красива, как сейчас, не так стройна, но я чувствовал твою теплоту, которая за это время где-то затерялась.

— Не хочу говорить о прошлом, — коротко сказала Барбара. Когда он заговаривал об этом, у нее начинала болеть голова.

— Я тоже не хочу говорить о прошлом, — согласился Ральф. — Я только хотел сказать… что иногда чувствую, что остался один наедине со своими желаниями. Порою я мечтаю о женщине, которая ждет меня, когда я возвращаюсь домой. Которая хочет знать, как прошел мой день, и которая слышит меня, если я жалуюсь, что пережил стресс, или которая время от времени признается мне, что восторгается мною, когда я рассказываю ей о каком-нибудь наиболее сложном деле, по поводу которого мне в голову пришла блестящая идея — как в нем выиграть… — Он на секунду замолчал. — То же самое я хотел бы делать и для тебя — во всяком случае, надеюсь, что это действительно то, что я хочу. Что за моей подавленностью на самом деле не кроется моя неспособность справиться с твоим успехом и твоей популярностью.

Это было его постоянное стремление быть честным с самим собой, что Барбара ценила в нем больше всего. Он никогда не пытался спрятаться от правды.

— Ты не менее успешен, чем я, — парировала она, — просто занимаешься другими делами. И тебе известно, каким ты пользуешься уважением!

— А ты — любовью и известностью.

Барбара опять села за стол, оставив плавать в воде стоявший на плите разваренный картофель.

— Ральф, это был мой выбор после окончания учебы. Ты мог бы принять точно такое же решение, поэтому я ничем не лучше тебя. Каждый из нас ориентировался по своим предпочтениям. И ты критиковал меня за мой выбор значительно чаще, чем я тебя за твой. А если быть более точной, то я тебя вообще никогда за это не осуждала.

— Я всегда считал, что ты слишком квалифицированный юрист, чтобы твое имя трепали в заголовках дешевых бульварных газет.

— Но это ведь лишь отдельный аспект, а не решающий аргумент. Важно то, что моя работа доставляет мне огромное удовольствие. Я люблю людей. Мне нравится с ними разговаривать, проникать в глубину их души. Мне это необходимо. Например, дело Корнблюма, которое я выиграла на прошлой неделе. Конечно, у меня есть амбиции и стремление выиграть процесс, как и у любого адвоката, в том числе и у тебя. Но что меня подстегивает прежде всего, так это понимание того, с каким типом людей я имею дело. Какова его жизнь и какой она была раньше. Что привело его к тому, что он оказался в таком положении, когда ему потребовался адвокат, в частности я. Корнблюм никогда не выезжал за пределы городка, в котором служил бургомистром. Он был хорошим мальчиком, который там многого добился. Им очень гордились. Но у него самого были огромные проблемы. Он мечтал подняться еще выше, однако при этом понимал, что у него для этого не тот формат. Что он всегда останется величиной местного значения, будет проводить вечера в кругу членов стрелкового клуба, кроликозаводчиков и участников карнавального сообщества. Ему нужны были их голоса, но он их всех ненавидел. Тот факт, что у него была связь с проституткой из франкфуртского квартала «красных фонарей», на мой взгляд, в наименьшей степени как-то связан с сексуальными желаниями. Эта девушка была его отдушиной. Она придавала остроту его, как ему казалось, убогой жизни. Давала силы, позволявшие вновь, день за днем, заискивать перед добропорядочными бюргерами в родном городе. Давала уверенность в том, что он другой, что он всего лишь играет в какую-то игру… — Барбара замолчала; ее бледные щеки раскраснелись. — Ты понимаешь?

С одной стороны, Ральф понимал, с другой — нет. Что значит для нее это постоянное погружение в чужие судьбы? Он не мог понять, почему вызывало такой протест все, чего он так страстно желал.

— Мне кажется, что ты слишком раздуваешь эту историю, — сказал Ральф. — Ведь Корнблюм — это мелкий бюргер с некими противоестественными пристрастиями, которые его жена не может или не хочет удовлетворить. Поэтому он бегает к проститутке и в один прекрасный момент терпит фиаско, когда ту однажды ночью расчленяет какой-то клиент, и Корнблюм сначала попадает под подозрение, а потом и в заголовки газет. Его политическая карьера и брак рушатся. Вот и всё.