Сергей Волков - Чикатило. Явление зверя

– В конце концов, это моя работа, – раздражаясь, сказал Ковалев. – Ловить преступников, собирать доказательную базу и отдавать их под суд.

– Вашему свидетелю шестьдесят семь лет, она на платформе семечками торговала? – не менее раздраженно спросил Кесаев. – Сколько людей за день мимо нее прошло? Вы уверены, что она вспомнила Шеина и Жаркова сама, а не по подсказке ваших сотрудников?

– В подтасовках меня обвиняешь, товарищ полковник? – набычился Ковалев. – Я показаний ни из кого не выбивал! Все на твоих глазах. Вот признательные, вот свидетельские, вот орудие убийства. Все сходится, чего ты еще хочешь?

Дверь без стука распахнулась, в кабинет ворвался Липягин.

– Александр Семенович, из Новошахтинска звонили! Там труп. Множественные ножевые. И глаза выколоты.

– Блядь! – Ковалев нахмурился.

– Получается, не все сходится, – сухо сказал Кесаев, отложил документы и вышел.

На пустыре возле старой котельной стояли штук пять милицейских машин. В зарослях, для удобства прорубив проход, над трупом колдовали эксперты.

Чуть поодаль по тропинке расхаживал туда-сюда взбешенный Ковалев, у машин курили Липягин, пара оперов и московские из группы Кесаева. Витвицкий и Овсянникова, приехавшие последними, подошли к месту убийства.

Тело и лицо мертвой девушки были изуродованы настолько, что опознать ее не представлялось возможным. Витвицкий побледнел, достал из кармана носовой платок, прикрыл нос и рот. Заметив это, один из оперов усмехнулся, но ничего говорить не стал.

Из-за машин появились двое местных колдырей с авоськой, из которой торчали бутылка «Московской», половинка буханки и пучок зеленого лука.

– Начальник, а шо у нас туточки за Клуб веселых и находчивых? – порыскав глазами, спросил лысый пьяница у скучающего в оцеплении милиционера.

Тот скосил глаза, увидел, кто перед ним, и сплюнул в сухую траву:

– Пошли отсюда. Живо.

Колдыри, пожав плечами, собрались уже уйти, но их заметил Липягин и широким шагом двинулся к машинам.

– Погоди! – крикнул он милиционеру и коротко свистнул, привлекая внимания колдырей. – Э, стоять! А ну-ка, граждане алкоголики, на пару вопросов ко мне.

Эксперт тем временем закончил работу, с трудом выпрямился, помассировал колени. К нему подошел Ковалев.

– Ну?

– Множественные проникающие ранения, – сухо заговорил эксперт. – Глаза выколоты. Матка удалена. Вероятно, убийца унес ее с собой.

– Зачем? – машинально спросил полковник.

– Спросите у вашего убийцы, – пожал плечами эксперт.

Витвицкий побледнел, отшатнулся. Овсянникова поддержала его под локоть.

– Что-то еще? – Ковалев достал новую сигарету, прикурил от окурка.

– Умерла она, вероятнее всего, не сразу. Кроме того, присутствуют следы изнасилования. На одежде осталась сперма. Мы забрали образец на анализ, так что у вас как минимум будет группа крови преступника.

– Спасибо, – кивнул Ковалев, повернулся к Витвицкому: – Ну? Вы что думаете, Виталий Иннокентьевич?

Капитан сделал над собой невероятное усилие, собрался и посмотрел на труп.

– Полагаю, это наш убийца. Изнасилование, множественные ножевые ранения, выколотые глаза и… – он сглотнул, давя рвотные позывы, – и… и его внимание к половым органам.

Ковалев задумчиво кивнул. Витвицкий вместе с Овсянниковой отошли в сторону. К ним приблизился эксперт.

– С вами все в порядке?

Психолог с трудом кивнул.

– Все нормально.

Давешний опер все же не выдержал, с ухмылкой подмигнул эксперту:

– Товарищ доктор-врач, ты нашатырь держи наготове, а то мало ли?

Витвицкий сердито посмотрел на него, поспешно отошел к кустам, делая глубокие вдохи и выдохи. Овсянникова надвинулась на опера, взяла его за пуговицу и тихо, чтобы не слышал Витвицкий, с явной угрозой в голосе прошипела:

– Юра, прищеми язык.

– Ирк, ты чего? – растерялся мужчина.

– Ничего. Варежку захлопни, а то ты меня знаешь, у меня рука тяжелая.

Опер непроизвольно потер щеку – видимо, слова о тяжелой руке не были пустым звуком.

– Да ладно тебе, это ж шутка была, – промямлил он, делая шаг назад.

Овсянникова молча смотрела на него. Под ее взглядом мужчина повернулся к Витвицкому, развел руками:

– Извини, капитан.

Витвицкий отмахнулся – мол, проехали. Опер поспешно ретировался.

Медики накрыли тело убитой простыней, погрузили на носилки, понесли к труповозке. Эксперты грузились в «уазик», Ковалев и Липягин уже уехали.

– Спасибо вам, – сказал Витвицкий Овсянниковой, когда они шли к машине.

– Не за что, Виталий Иннокентьевич.

Витвицкий остановился, посмотрел на девушку так, словно увидел ее впервые.

– Есть за что. И… Ирина, вы… В общем, можно просто Виталий.

Старший лейтенант улыбнулась, но не удержалась:

– Хорошо, Виталий Иннокентьевич.

Чикатило вернулся из командировки вечером следующего дня. В числе прочих пассажиров он сошел с поезда и двинулся по перрону, помахивая портфелем. Вокзал жил своей привычной, суетливой жизнью. Мужчина спокойно лавировал в толпе, пока не заметил в стороне торговок с цветами, семечками и прочей ерундой.

– Сынок, попробуй семечки, – помахала пухлой рукой пожилая женщина, заметив покупателя в плаще и шляпе. – Вкусные!

Чикатило подошел, но семечки брать не стал, покачал головой.

– Спасибо. Мне не нужно.

Он прошел дальше, остановился рядом с другой торговкой. Перед нею на картонке стояли небольшие горшочки с фиалками. Чикатило мягко улыбнулся.

– Почем фиалочки?

– А вам какую? – торговка с удивлением смотрела на необычного покупателя – обычно фиалки брали женщины. – Вот ампельные, вот сеточка, а вот узамбарские, с бахромой.

Чикатило некоторое время разглядывал фиалки, наконец выбрал горшок с нежно-сиреневыми цветами.

– Эту. Узамбарскую.

Женщина ловко подхватила горшок, завернула в газету.

– Хорошую выбрали. Для кого берете?

Покупатель снова улыбнулся.

– Для жены, Фенечки.

Расплатившись, Чикатило забрал завернутый горшок и затерялся в вокзальной толпе. Торговки проводили его взглядом.

– Обходительный мужчина, – мечтательно сказала пожилая.

– Заботливый, – согласилась цветочница.

– А вот мой кобель, – сплевывая семечную шелуху, вздохнула пожилая, – мне отродясь цветов не покупал…

– …Таким образом, характер ранений, нанесенных жертве, совпадает с характером ранений, ранее нанесенных несовершеннолетнему Годовикову И., – Горюнов дочитал заключение медэкспертов, отложил его и пробежал глазами по лицам собравшихся на совещании.

В кабинете было людно. По одну сторону стола привычно уже расположились члены московской группы под руководством Кесаева. По другую – Липягин и местные офицеры. Во главе стола сидел непривычно мрачный Ковалев.