Сергей Волков - Чикатило. Явление зверя

Кесаев подался вперед и понизил голос, хотя здесь их и без того никто не мог услышать:

– А это факты? Вы уверены?

– Стало быть, в моей компетентности вы все же сомневаетесь, – усмехнулся Некрасов. – Хорошо.

Он быстро пролистал материалы знакомого дела, выудил фотографии жертвы и выложил на стол перед Кесаевым. Фотоаппарат бесстрастно запечатлел истерзанное тело Леночки Закотновой.

– Смотрите на характер нанесенных ран. Видите? А теперь откройте любое из тех дел, в которых вы уверены, и сравните.

Следователь смотрел на фотографии и играл желваками.

– Совпадение? Случайность? Вы исключаете эти факторы?

– Исключаю, – спокойно сказал Некрасов. – Я бы это увидел. Психические патологии, они как отпечатки пальцев – двух одинаковых не бывает. Нет, я понимаю, что вам проще спорить с очевидным, чем признавать свои ошибки, но…

Кесаев поднялся и принялся в задумчивости мерять шагами комнату.

– Хороша ошибка! Вы же по сути сейчас намекаете, что советское правосудие совершило преступление – был осужден и расстрелян невиновный!

– А я здесь при чем? – флегматично пожал плечами профессор. – Еще раз, Тимур Русланович, я смотрю на вещи только с точки зрения своей профессии, все подробно изложено по фактам в моем заключении.

Открылась дверь, вошел Витвицкий. После разговора с Ириной он выглядел потерянно, на непривычно напряженного Кесаева не обратил внимания. Полковник оценивающе посмотрел на Витвицкого.

– Я на некоторое время заберу у вас капитана, Евгений Николаевич.

– Как будет угодно, Тимур Русланович, – снова пожал плечами мужчина.

– Но вы настаиваете на невиновности Кравченко?

– Я не знаю, Тимур Русланович, виновен Кравченко или нет. Повторюсь, это ваша работа – решать, кто там преступник, а кто потерпевший. Я уверен в одном, это – нулевой километр, – Некрасов припечатал ладонью папку с делом Закотновой к столу. – Первая жертва.

В тот день, пять лет назад, после спора с подружкой Леночка стояла у трамвайной остановки и ждала дедушку Андрея, который обещал невероятное богатство – целую коробку жвачек.

Вечерело. Лена смотрела на остановившийся трамвай. Из трамвая выходили люди. Она с надеждой всматривалась в лица людей, но доброго дедушки Андрея среди них не было. Трамвай тронулся, высадив одних пассажиров и забрав других. Девочка заметно поскучнела. Ждать она не любила, а сейчас к тому же было темно и холодно.

Тренькнув звонком, к остановке подъехал другой трамвай. Лена снова оживилась. Она всматривалась в лица выходящих из трамвая людей, пытаясь углядеть одно знакомое. И наконец увидела. Среди прочих на остановку вышел Чикатило – дедушка Андрей, в плаще, очках и шляпе. Леночка заулыбалась и побежала к нему навстречу.

– Дедушка Андрей!

Школьница радостно подбежала к остановке, встала. Чикатило блеснул толстыми стеклами очков, улыбнулся:

– А, Леночка. Здравствуй. Угощайся.

Он достал из кармана пластинку жвачки и протянул девочке.

– Спасибо, – поблагодарила она и, смущаясь, спросила: – А у вас правда дома целая коробка есть?

По лицу мужчины пробежала судорога.

– Есть. Целая коробка, – сказал он неожиданно осипшим голосом. – Пойдешь ко мне в гости?

И она пошла.

В сторону от трамвайной остановки уходила неосвещенная улица. По ней в темноту неторопливо удалялись две фигуры: мужская, в пальто и шляпе, и детская. Их не видел никто, кроме стоявшей на остановке дородной женщины.

Женщина проводила их скучающим взглядом. Она не слышала, о чем говорили мужчина и девочка, но по тому, как они двигались, как мирно щебетала что-то девочка и как внимательно слушал ее мужчина, было понятно, что это, скорее всего, дедушка и внучка. Фигуры затерялись в темноте проулка.

Женщина отвернулась и также скучающе принялась высматривать свой трамвай.

– Вы тоже считаете, что дело осужденного Кравченко созвучно с нашими случаями? – без предисловий спросил Кесаев Витвицкого, как только они вышли из кабинета в коридор.

– Я не был так уверен, но… Евгений Николаевич убедителен в своих доводах.

– Поедете со мной.

Следователь шагал быстро, размашисто. Капитан едва поспевал за начальством.

– Куда?

Кесаев на ходу бросил удивленный взгляд на Витвицкого.

– То есть… так точно, товарищ полковник, – спохватился тот.

– Я навел справки, – снизошел до объяснения Тимур Русланович. – Следователь, который вел дело Закотновой, уволился из органов. Я узнал его адрес, хочу с ним поговорить.

– Не лучше было бы взять с собой для подобной беседы кого-то более опытного?

– Не лучше. Вы – психолог, следите за реакциями. И еще… – Кесаев вдруг резко остановился и в упор посмотрел на едва успевшего притормозить Витвицкого. – У вас удивительно идиотская манера задавать лишние вопросы, Виталий Иннокентьевич! Избавляйтесь от нее.

Ковалев пребывал в дурном настроении. Он сидел над раскрытой папкой с документами, сопоставлял факты, что-то выписывал в толстый солидный ежедневник, пытаясь свести разрозненные данные в стройную цепочку. Но цепочка не выстраивалась. Ковалев резко зачеркнул часть выписанного и раздраженно отшвырнул ручку.

В дверь постучали, заглянул Липягин.

– А, Эдик, – по-свойски приветствовал полковник. – Проходи, садись.

Липягин вошел, прикрыл за собой дверь и послушно прошествовал к столу.

– Ну что, как там наши «дураки»? – поинтересовался Ковалев.

– Паршиво, Семеныч. Жарков показания меняет каждый день. То рассказывает, как детей резал, то божится, что никого не трогал, пошутил просто, и грозится повеситься, если его домой не отпустят. Тарасюк заболел, температура тридцать девять, в больничке он.

– А Шеин? – еще больше помрачнел Ковалев.

– Шеин вообще в жесткий отказ ушел, – отмахнулся Липягин.

Полковник нервно забарабанил пальцами по раскрытому ежедневнику.

– Блядь! Ну ты что, первый день замужем, что ли?

– А что я? Я же не могу их заставить… – невинно начал Липягин и пристально посмотрел на начальство. – Или могу?

Ковалев поднялся из-за стола и принялся прохаживаться туда-сюда.

– Ты учти еще… – он остановился за спиной у Липягина, – убийства-то того… закончились.

– Так, а я о чем? – обернулся к начальству майор. – А москвичи не успокаиваются, суки!

– Вот именно! – Ковалев вернулся на место, но садиться не стал, уперся кулаками в столешницу. – Если бы не вся эта столичная пиздобратия, наши «дураки» под судом были бы, а мы с тобой дырочки под звездочки вертели бы. Так что давай, Эдик. Работай. Нам свой шанс упустить нельзя.

– Кстати про москвичей, – будто между делом припомнил Липягин. – Дело Закотновой помнишь?