Сергей Волков - Чикатило. Явление зверя

В приемную вошел директор школы. Женщина быстро убрала книгу, приняла деловитый и озабоченный вид.

– Виктор Михайлович, Наталья Евгеньевна просила передать, что на завтра вызвала к вам Цицину с родителями. Я записала на шестнадцать часов, у вас же там окно.

– Хорошо, – кивнул директор. – Что-то еще?

Секретарша взяла со стола конверт с портретом, протянула начальнику.

– Вот. Из милиции приходили. Они какого-то преступника ищут, просили передать вам, чтобы вы донесли информацию до сотрудников.

Мужчина взял конверт, повертел в руках.

– Спасибо, Светлана.

Пройдя в свой кабинет, директор занялся было методичками, выданными в гороно, но взгляд его нет-нет да и возвращался к конверту. Наконец, отложив методички, он открыл конверт, достал рисунок, некоторое время рассматривал его. Узнав человека на нем, он резко отбросил рисунок, подтянул к себе телефонный аппарат и набрал номер.

– Алло, милиция?

После беседы с бывшим следователем Виктором Косачевым Кесаев возвращался на работу в глубокой задумчивости. На крыльце управления он столкнулся с Горюновым – тот спешил в гостиницу.

– Добрый вечер, Тимур Русланович.

Кесаев пожал майору руку.

– Привет, Олег. Что у нас плохого?

Горюнов пожал плечами.

– Ничего. Работаем. Вас все потеряли. Ковалев спрашивал несколько раз.

– Он у себя? – поинтересовался мужчина.

Горюнов кивнул.

– Зайду к нему. А ты подготовь мне отчет по сегодняшним наработкам, – Кесаев легко, словно юноша, взбежал по ступенькам.

Показав на входе дежурному удостоверение, он сразу отправился к Ковалеву. Интуиция подсказывала, что разговор будет непростым, но внутренне Кесаев уже был к нему готов. Постучав в дверь, он дождался ответа и вошел.

– Спрашивали меня, Александр Семенович?

Ковалев в расстегнутом кителе, мрачный и хмурый, сидел за столом. Увидев московского коллегу, кивнул.

– Спрашивал. Присаживайтесь, товарищ полковник.

Кесаев прошел к столу, Ковалев поднялся, застегнул китель и стал подчеркнуто официален. Кесаев усмехнулся. Предчувствие его не обмануло.

Полковник вернулся, сел на свое место и сразу взял быка за рога:

– Вы, помнится, говорили, что мы общее дело делаем, Тимур Русланович. Так?

– Полагаю, что так, – согласился следователь.

– Тогда что за саботаж вы устроили?

– Не понимаю, о чем вы, товарищ полковник, – Кесаев посмотрел Ковалеву в глаза.

Резко открыв ящик стола, Ковалев достал папку с делом, подчеркнуто аккуратно положил ее на стол. Это было дело Закотновой.

– Об этом, – в голосе мужчины чувствовалась плохо скрываемая злость. – Зачем это дело подняли из архива?

– Есть предположение, что это дело может иметь отношение к нашему расследованию, – спокойно сказал Кесаев.

– Не может! Хватит, товарищ полковник! – Ковалев повысил голос, он почти кричал. – Я почти смирился с тем, что вы препятствуете и не даете передать в суд дело Жаркова, Шеина и Тарасюка, хотя на это нет ни единой веской причины! Я терпел, когда ваши сотрудники выковыривали из архива нераскрытые дела. Но тащить оттуда закрытые я вам не позволю!

Кесаев почувствовал, что настроение хозяина кабинета передалось и ему, но постарался сдержаться.

– Не в вашей компетенции мне что-то запрещать, Александр Семенович, – все так же спокойно сказал он.

– Так я обращусь к тем, у кого есть такая компетенция! – бросил Ковалев.

– Это ваше право, – кивнул Кесаев. – И что-то мне подсказывает, что вы им уже воспользовались.

– Опять намеки? Вы приехали помогать нам в расследовании, а вместо этого расшатываете работу управления и ставите под сомнение наш авторитет. Вы уедете, а нам здесь еще работать!

Кесаев развел руками.

– Для того чтобы мы уехали, надо сперва найти преступника.

Ковалев наклонился через стол и прошипел сквозь зубы:

– Вот и ищите!

Кесаев не ответил. Молча поднялся и не прощаясь вышел.

Он шел по коридору к своему кабинету и пытался выстроить в голове события пятилетней давности. Как тогда все было? Чем руководствовались тот же Ковалев, тот же Липягин, спившийся Косачев? Почему они были уверены, что Кравченко действительно убийца?

Кесаев не знал, но предполагал, что Кравченко арестовали у дома, когда он возвращался с работы. На самом деле так оно и было – серые «Жигули» с операми и Липягиным стояли в проулке, милиционеры курили, ждали.

Появился Кравченко – он шел не спеша, в руках авоська с хлебом, бутылкой молока и макаронами в бумажном свертке.

Липягин отдал короткую команду, дверцы автомобиля распахнулись, оперативники встали по сторонам от мужчины. Липягин продемонстрировал удостоверение.

– Гражданин Кравченко?

Кравченко был растерян, но, услышав фамилию, утвердительно кивнул.

– Капитан Липягин, уголовный розыск. Вы задержаны.

Кравченко скривился, как от зубной боли.

– Опять… Да что я сделал-то, начальник?!

Липягин быстро оглянулся, бросил:

– Марш в машину!

Оперативники схватили подозреваемого за руки, авоська выпала, бутылка молока разбилась. Кравченко попытался сопротивляться, но оперативники были сильнее, они запихнули мужчину в «Жигули», Липягин сел на переднее сиденье. На тротуаре осталась лежать авоська с хлебом и разбившимся молоком; по асфальту растекалась белая лужа.

В машине Липягин, повернувшись с переднего пассажирского сиденья, оглядел Кравченко.

– В общем так. Один раз ты от вышака отскочил, второго не будет. Хотя…

Кравченко молчал, тупо смотрел перед собой.

– Есть один вариант, – продолжил Липягин. – Ты сейчас делаешь чистосердечное, мол, то-се, я был в состоянии аффекта, себя не помню и все такое. Ну, типа ты псих. Тогда будет шанс избежать пули и поехать в больничку, к дурикам. Ну, что молчишь, Кравченко?

– Какое чистосердечное, какая пуля, начальник? – вскинулся задержанный. – О чем ты вообще?

Липягин усмехнулся.

– Я об убийстве с отягчающими, Кравченко. Ребенок, ножевые ранения, изнасилование в извращенной форме…

И вдруг, резко поменяв тон, мужчина заорал, наливаясь кровью:

– У тебя пять минут! Пять минут, сука! Быстро! Где нож? Где ты все это сделал?! Быстро, падла!!

Кравченко, напуганный такой переменой, забормотал:

– Нет никакого ножа! Ничего я не делал! Это не я!

Липягин, так же быстро успокоившись, вздохнул:

– Ладно, по-хорошему не хочешь. В камере по-другому запоешь, – и кивнул водителю: – Поехали оформляться, Саня.

Размолвка с Овсянниковой подействовала на капитана Витвицкого самым разрушительным образом. Он вдруг понял, что эта немного странная девушка, которую сложно было назвать красавицей, но которая имела ту самую изюминку, что навылет пробивала мужские сердца, словно пуля… Так вот, она безмерно дорога ему, и жить без нее он больше не может.