Сергей Волков - Чикатило. Явление зверя

– Вот. Здесь он и живет, товарищ полковник.

Кесаев с сомнением посмотрел на сильно обшарпанную дверь.

– Я же говорю, пьет он сильно, – словно оправдываясь, сказал участковый.

– Спасибо, – сдержанно поблагодарил Кесаев.

– Может, мне с вами к нему? На всякий случай? – поинтересовался участковый.

– Не нужно, дальше мы сами.

– Ну, смотрите, товарищ полковник. Так-то он смирный, но когда надерется, всякое бывает.

– Мы справимся, – следователь шагнул к двери.

– Как знаете. До свидания, – участковый с облегчением начал спускаться.

– Всего доброго. Спасибо! – запоздало бросил ему Витвицкий.

Кесаев нажал на кнопку звонка. Ответом ему была тишина. Спустившийся уже на несколько этажей участковый выглянул с нижнего пролета лестницы.

– Вы стучите, у него звонок давно не работает.

Полковник постучал в дверь, сперва аккуратно, с деликатностью, потом громко, решительно. Наконец за дверью послышались шаркающие шаги, недовольный голос произнес:

– Кто там долбит? По башке себе постучи, блядь!

Дверь распахнулась. На пороге стоял Виктор Косачев. За минувшие пять лет он сильно изменился – небритый, в мятых штанах, грязном тельнике, по лицу было видно, что мужчина пьет, много и давно.

– Охуели? – прорычал он, грозно хмурясь. – Ща в бубен дам, чтоб не долбили!

Кесаев спокойно развернул удостоверение.

– Полковник Кесаев, – и кивнул на коллегу, – капитан Витвицкий.

– Уй, бля… – скривился Косачев.

– У нас к вам вопросы по делу Закотновой, – Кесаев убрал удостоверение. – В квартиру впустите? Или здесь поговорим?

Виктор окинул незваных гостей недобрым взглядом, но все же отступил в сторону:

– Заходи.

В квартире было грязно и не прибрано. Мужчины прошли на кухню. Тут пахло какой-то кислятиной и гнилью. Виктор кивнул гостям на табуретки, подошел к плите, налил из кастрюли половником крепко заваренный холодный чай. Рассказывать он начал еще в коридоре и сейчас продолжал, держа кружку с чаем на отлете.

– …Ублюдок девочку не просто убил. Изнасиловал сперва. Да вы же материалы дела видели наверняка.

– Видели. А других подозреваемых не было? – спросил полковник.

– Не было. Нет, сперва-то мы всех подряд проверяли. Да иначе и быть не могло. Убийство ребенка. Да на сексуальной почве. Все УВД на ушах стояло.

Бывший милиционер жадно отпил из кружки, утер рукавом рот.

– А потом этот упырь нашелся. В нескольких домах от места, где тело обнаружили. Мы местных проверять стали, до него дошли – ахнули. Он, оказывается, сидел по созвучной статье. За изнасилование и убийство.

– За это разве не высшая мера предусмотрена? – тихо спросил сидевший в углу Витвицкий.

– Сто вторая со сто семнадцатой? – Виктор снова отпил из кружки. – Конечно, вышак. Но наш суд, самый гуманный в мире, этого Кравченко в связи с его несовершеннолетием тогда не расстрелял, а посадил.

– В материалах дела сказано, что он освободился досрочно за добросовестный труд, хорошее поведение и в связи с раскаянием в содеянном, – заметил Кесаев. – И после отсидки в нарушениях замечен не был. Работал, жена, ребенок.

– И что? – Косачев помрачнел. – Знаешь, как в народе говорят: сколько волка ни корми, он все одно в лес смотрит.

– И что, сомнений никаких не было?

– Какие сомнения? – Виктор допил чай, поставил кружку в грязную раковину. – А потом – он же сам показания дал.

– И вы уверены, что это он убил? И показания из него не выбивали? – продолжал задавать вопросы следователь.

– Слушай, полковник, ты на что намекаешь? – разозлился Виктор. – В том, что это он убил, советский суд уверен.

– А почему же тогда вы сразу после этого дела уволились? – подал голос из своего угла капитан.

Виктор издал странный гортанный звук, глаза его намокли. Он отвернулся, откашлялся и хрипло, давя слезы, заговорил:

– А потому что больше работать не мог. Ты фотографии девочки видел? А я ее – вот как тебя сейчас… И мне того зрелища на всю оставшуюся жизнь хватило. Он ее, сука, насиловал и ножом бил, но умерла она не от этого. Он ее придушил, когда она закричать попыталась. А у нее весь живот ножом истыкан… И там… ниже… все разорвано было… и спереди и сзади… А ей девять лет всего было!.. Всего девять!!!

Мужчина повернулся, его заплаканное лицо было искажено от ярости. Выкрикнув последние фразы, он вдруг как-то странно обмяк, словно у него кончился завод, сел на свободный табурет, уткнулся лицом в руки.

Кесаев поднялся из-за стола.

– Спасибо, что нашли время для нас, Виктор. Мы пойдем.

Косачев поднял лицо, вытер красные, воспаленные глаза и с болью поглядел на полковника.

– Сука, блядь… А ты говоришь, сомнение… Не может там никаких сомнений быть.

Виктор слукавил. Поначалу сомнения у следственной группы имелись и круг подозреваемых был довольно широк. По описанию женщины, видевшей убийцу и Леночку Закотнову, специально приглашенный художник делал зарисовки. Они сидели в кабинете Косачева, выбирая варианты.

– Так?

– Да, только у него еще очки были, – кивала женщина.

Художник быстро добавлял нужные детали.

– Такие?

– Не, подлиньше, – качала головой свидетельница.

– Так? – после серии движений карандашом спрашивал художник.

Женщина, прищурившись, долго рассматривала портрет, наконец кивнула.

– Да, похоже.

Виктор взял у художника рисунок, в котором по очертаниям очень отдаленно можно было опознать Чикатило.

– Спасибо. Вы свободны. Если что-то еще вспомните, обращайтесь, – Виктор протянул свидетельнице бумажку с телефоном. – Вы нам очень помогли.

Когда женщина и художник ушли, Липягин, молчком сидевший за соседним столом, взял рисунок, повертел в руках.

– Что скажешь? – спросил его следователь.

– «Вот очки, пальто и шляпа. День у папы выходной» [4] Маршак С . Хороший день. Художник РСФСР, 1985. , – с усмешкой процитировал Липягин Маршака и бросил рисунок на стол. – Никого мы по этому портрету не найдем.

– Почему?

– А ты внимательно посмотри.

Виктор послушно посмотрел на портрет, перевел взгляд на коллегу, так и не сообразив, к чему тот клонит.

– Если на меня очки со шляпой нацепить, я тоже буду на эту картинку похож, – с усмешкой объяснил тот.

– Ничего другого у нас все равно нет. Дам в розыск и по учебным заведениям на всякий случай, – Виктор забрал портрет и направился к вешалке.

В тот же день размноженный портрет предполагаемого убийцы был разослан по всем школам, училищам и техникумам города. Попал он и в школу, где несколько лет назад работал Чикатило.

Секретарша, приняв портрет под роспись от курьера, положила его в папку и вернулась к своему любимому занятию – она читала Дюма, «Графиню де Монсоро».