Сергей Волков - Чикатило. Явление зверя

– Тимур Русланович, такое впечатление, что вы сейчас ищете, как бы оправдать его… этого… – Ковалев кивнул на закрытое шторкой окно автомобиля.

– Я хочу исключить ошибку, – отрезал Кесаев.

По двору тем временем неспешной походкой двигался ходивший на разведку Липягин. Он был в гражданской одежде, в руках – спортивная сумка с надписью «Олимпиада-80». Со стороны Липягин походил на обычного работягу, возвращающегося после смены домой. Он подошел к «уазику», открыл дверцу, забрался внутрь.

– Все хотят исключить ошибку. Но задний ход давать поздно, – упорствовал Ковалев. – Вот возьмем – и все узнаем.

В салон забрался Липягин, кинул сумку на пол, сел на свободное место, снял кепку, вытер лоб.

– Уф… Вспотел!

Он потянулся за бутылкой «Нарзана», но Ковалев перехватил бутылку, буквально впихнул ее в ладонь Липягина.

– Эдик, не томи!

– Все нормально, – Липягин достал брелок-открывашку, завозился с пробкой. – Две опергруппы блокируют пятый и третий этажи. На всякий случай посты выставлены в соседних подъездах.

– А за домом? – спросил Кесаев.

Липягин открыл бутылку, с шипением выпустив газ.

– Обижаете, товарищ полковник. Понятно, что четвертый этаж, но всякое бывает. Там и посты, и целая машина в соседнем дворе на подхвате, – сказал майор и жадно припал к горлышку.

– Он один в квартире? – спросил Горюнов.

– Послушали – нет, – оторвался от бутылки Липягин. – Различаются минимум три голоса, мужской и два женских, предположительно, жена и дочь. Но слышно плохо, у него радио играет.

– Это осложняет дело… – нахмурился Ковалев. – Но все равно будем начинать, третий час ждем, вечереет уже. Ира, готова?

Последний вопрос адресовался Овсянниковой. Она, одетая простенько и неброско, кивнула.

– Он, скорее всего, расслаблен, но все равно будьте начеку, – сказал девушке Кесаев. – Главное, чтобы он открыл дверь.

– Не волнуйтесь, товарищ полковник, – спокойно сказала старший лейтенант. – Не в первый раз.

Она достала ПСМ, малогабаритный пистолет скрытого ношения, передернула затвор, досылая патрон в ствол, убрала пистолет за ремешок юбки сзади, поправила кофточку.

За всеми этими приготовлениями с тревогой и волнением следил Витвицкий.

– Ирина… – вырвалось у него.

Овсянникова ободряюще улыбнулась капитану.

– Все будет хорошо, Виталий.

– Так, вы еще поцелуйтесь тут. «Уходили комсомольцы на Гражданскую войну [15] «Прощальная комсомольская» (авт. М. Исаковский, 1937). », – проворчал Ковалев. – Все, Ира, пошла!

Овсянникова еще раз улыбнулась Витвицкому, но уже еле заметно, уголками губ, открыла дверь машины и вышла. Она шла по тротуару к дому, и все смотрели ей вслед. Через несколько секунд девушка скрылась в подъезде.

Кесаев взял рацию, передал Ковалеву.

– Командуйте, Александр Семенович!

– Внимание! Это Первый, – сказал в рацию Ковалев. – Всем группам: начали!

В это время на кухне в квартире Чикатило царила семейная идиллия. Чикатило, Фаина и их дочь Людмила за столом перебирали гречку, отсортировывая темные зерна и шелушки. Работало радио, шел концерт, пела группа из Прибалтики «Опус», звучала популярная песня «Надо подумать». Певец и певица как бы вели диалог:

Певица отвечала:

Припев парень и девушка пели вместе:

Мотив и слова песни были очень навязчивы. Чикатило поморщился:

– Фенечка, переключи, пожалуйста. Это не музыка, это черт знает что…

– Да ладно, не ворчи. Сейчас закончится, потом Пугачева будет или Гурченко, – возразила жена.

Людмила, не глядя на отца, быстро и умело перебирала гречку. По ее лицу было заметно, что ей неприятно находиться рядом с Чикатило.

…Овсянникова поднималась по лестнице. На площадке третьего этажа стояли трое оперативников в штатском. Старший лейтенант вопросительно посмотрела на них.

– Все в порядке, – очень тихо, одними губами сказал старший группы. – Из квартиры никто не выходил.

Овсянникова молча кивнула, начала подниматься на четвертый этаж.

…Чикатило, Фаина и Людмила заканчивали перебирать гречку.

– В эфире звучит песня «А знаешь, все еще будет». Музыка Марка Минкова, стихи Веры Тушновой. Исполняют заслуженная артистка РСФСР Алла Пугачева и ее дочь Кристина Орбакайте, – сообщил из динамика радиоприемника диктор.

Фаина одобрительно кивнула.

– Фенечка, ну выключи, я прошу тебя! – раздраженно бросил Чикатило. – Ладно бы твоя Пугачева сама пела, а тут с дочкой…

– Мама, я пошла! – резко сказала Людмила и вышла из кухни.

Родители посмотрели ей вслед.

– Что это с ней? – спросил Чикатило.

– А с тобой? Ты чего на песни кидаешься? – укорила его жена.

– Не знаю… Спал, что ли, плохо… – Чикатило провел рукой по лицу. – Предчувствие какое-то…

…Овсянникова поднималась по лестнице, все медленнее и медленнее переставляя ноги по ступенькам. Наверху она посмотрела на двери квартир. Нужная ей дверь – обитая коричневым дерматином, с номером семнадцать – была прямо по центру площадки. Обычная, ничем не примечательная дверь.

Старший лейтенант остановилась, несколько секунд смотрела на номер, успокаиваясь. Наконец, сделав шаг, она протянула руку к звонку.

…Чикатило и Фаина сидели за столом, сиротливый холмик неперебранной гречки возвышался на пустой столешнице.

– В газете писали – это все от магнитных бурь. И голова болит, и сердце… – сказала Фаина.

– Да не болит у меня ничего… – отмахнулся Чикатило.

Из динамика доносилось:

…Овсянникова решительно нажала на кнопку звонка. Раздался мелодичный звон.

– …Кто это? – удивилась Фаина, услышав звонок.

– Понятия не имею, – пожал плечами мужчина и поднялся. – Пойду открою.