Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

После того как это повторялось несколько раз, мне уже не удавалось заснуть, и я в тревоге прислушивался, не раздадутся ли снова ее шаги у дверей моей спальни. В наших комнатах не было замков, поэтому я пытался придвигать к двери стул, но она отталкивала его и говорила мне больше никогда так не делать. Когда Лонни придвигала к дверям кровать, мама стучала в нее кулаком:

— Лонни, впусти меня! Нам надо поговорить.

То же самое она проделывала с отцом. Обычно он возвращался домой с вечерней смены, ел и сразу ложился спать. Мама будила его через пару минут, он кричал, чтобы она перестала вести себя как чертов лунатик, и стоило мне заснуть, как он с грохотом проносился по дому, таща за собой подушку и одеяло, чтобы поспать в Зеленом Бомбардировщике.

Вскоре до меня доносились ее птичьи шажки по лестнице и хлопок входной двери.

— Терстон, — кричала она, колотя в окно машины, — нам надо поговорить!

Мама могла стоять на крыльце, дожидаясь, пока отец задремлет, а потом бежала к машине и снова колотила в стекло. Если отец ее игнорировал, она кричала и стучала еще сильнее, пока он не вылезал из машины и не отвешивал ей оплеуху. После этого она убегала в спальню в слезах, а отец укладывался обратно в кабине «Рамблера».

Никому из них не было дела, что мы с Лонни тоже смотрим с крыльца.

Однажды утром в разгар лета я заметил группу старших мальчишек, катавшихся по улице на велосипедах. Я бросился домой и выкатил свой — первый велосипед без добавочных колес. В августе мне исполнялось шесть, и я был готов кататься вместе с большими. Но они так не считали.

— Давай-ка вали отсюда, щенок, — ответили мне.

Я все равно поехал за ними и уговорил одного привязать к сиденью веревку и зацепить меня за руль. Он тянул за собой мой маленький велосипед, а я изо всех сил давил на педали, чтобы мы не отстали от остальных. Но долго я не выдержал, и парень спрыгнул на землю, отвязал веревку и уехал, крикнув через плечо:

— Езжай домой, мелкий.

Мне было наплевать, что они подумают. Я медленно, но упорно катил в сторону Белена. Поселок находился от него на расстоянии десяти миль, и дорога заняла, как мне показалось, несколько часов. Ужасно далеко, думал я.

Ноги у меня тряслись, когда я наконец добрался до моста через Рио-Гранде. К тому времени мальчишки давно куда-то укатили. Ничего страшного — я не нуждался в их помощи. Солнце еще высоко стояло в небе, и у меня оставалась масса времени на развлечения.

Я не стал переезжать мост, чтобы попасть в город. Там не было тротуара, а ехать по проезжей части вместе с машинами я боялся. Оперев велосипед на подставку, я оставил его и зашагал к магазинчику, где торговали леденцами и газировкой — «буржуазным мусором», который отец никогда нам не покупал. С завтрака прошло уже немало времени, и я сильно проголодался.

— Можно мне что-нибудь взять, пока я жду маму с папой? — спросил я симпатичную продавщицу за прилавком. — Они заплатят, когда приедут за мной, после того, как закончат с делами в городе.

— Какой ты славный! — сказала она. — Конечно, бери что хочешь.

Я обежал все отделы, набивая карманы конфетами, печеньем и жвачкой. Прихватил даже журнал комиксов. Продавщица подмигнула мне, и я ее поблагодарил. Это был лучший день за все лето. Карманы распирало от сладостей, и очень скоро у меня заболел живот.

Я набрал пригоршню камней и стал швырять их в воду. Мутная вода текла медленно, а мне хотелось, чтобы в воздух взметнулся целый фонтан.

Пока я сидел на берегу, солнце заметно опустилось. Начинало темнеть. Продавщица закрыла магазинчик и спросила, все ли со мной в порядке. Я ответил, что мама с папой вот-вот придут, но когда она ушла, вдруг заплакал. Надо было рассказать ей правду.

Легковушки и грузовики проезжали мимо, огни их фар отражались в воде. Я мечтал, чтобы какой-нибудь добрый человек посадил меня в машину и отвез домой, но никто меня не замечал. Я словно опять провалился в дыру, только без хаски, готового мне помочь.

Солнце закатилось, и красные полосы на небе померкли. Я уже мог различить несколько звезд. Одинокий и напуганный, я понимал, что найти меня будет тяжело, даже если кто-то и станет искать. Становилось холодно, как всегда по ночам в пустыне, и я пытался затолкать руки поглубже в карманы и дрожал всем телом.

И вдруг меня ослепили яркие фары грузовика, и мужской голос закричал:

— Вот он! Скорей скажите Терстону!

Я узнал водителя — это был один из рабочих ЭПНГ. От него пахло бриолином и сигаретами.

— Здорово ты нас напугал, приятель, — сказал он. — Все мужчины в поселке уже несколько часов ищут тебя.

Он завернул меня в одеяло и усадил к себе в грузовик. Другой человек подобрал мой велосипед и пошел за нами.

На мосту показались еще два грузовика. Из последнего выскочил мой отец. Я не видел его лица, когда он поднял меня в воздух и спросил:

— С тобой все в порядке?

Стоило мне ответить «да», как он перебросил меня через колено и отлупил так сильно, что я едва не задохнулся. Мужчины смотрели, но не говорили ни слова.

Почему он так разозлился? Раньше ему было все равно, если я убегал из дома. Всю дорогу назад я плакал.

Нас дожидался обычный мамин ужин — бамия, ростбиф и ледяной чай. Лонни с Сэмом уже поели, но сидели за столом и расширившимися глазами наблюдали за мамой, папой и за мной.

— Тельма-Лу! — закричал отец. — Какого черта с тобой творится? Почему ты не следишь за детьми — особенно за Дэвидом? Клянусь, если бы ты не дышала автоматически, то давно бы уже задохнулась.

— Да за ним невозможно уследить!

Она бросилась в их спальню и захлопнула за собой дверь.

Позднее я узнал, что старшие мальчишки признались — они видели, как я поехал за ними в город, но не стали обращать на меня внимания. Отец одного из них позвонил папе и все рассказал. Соседка пришла сообщить маме, что произошло, но ту пришлось еще будить.

После того как все разошлись по кроватям, я пробрался в темноте к родительской спальне и сжался в клубок на пороге, приложив ухо к двери.

— Я не волновался, что маленького засранца украдут, — говорил отец. — Даже если так, они быстро его бы вернули, потому что от него одни проблемы.

Он причмокнул языком.

— Но если он замерзнет до смерти, в то время как ты даже не знаешь, что его нет в поселке, тебя запрут в психушку — что мне следовало сделать уже давным-давно.

Мама хихикнула, хотя понимала, что он говорит с ней грубо.

В первом классе мне очень нравилась наша учительница, мисс Гарднер. Она была молодая и красивая и никогда не смеялась надо мной, если я писал буквы наоборот или не мог запомнить какое-то слово. Однажды она отвела меня в сторону и спросила, хорошо ли мне видно доску. Как она догадалась? Я ответил, что не очень, и на следующее утро она пересадила меня в первый ряд.