Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

После обеда мама вышла на крыльцо в ночной рубашке и увидела четырех пьяниц, лежавших ничком на земле. Мы с Сэмом выбежали за ней, горя желанием испытать наши боеприпасы в действии. Мама обернулась ко мне и нахмурила лоб.

— Дэвид, золотце, эти бедняжки не двигаются уже несколько часов. Так ужасно, что они здесь! Может, ты проверишь, не мертвы ли они? Если так, придется вызывать полицию, чтобы их похоронили.

— Сейчас разберемся, — ответил я, и мы с Сэмом двинулись по двору.

Один пьяный валялся на нашей территории на самом краю канавы.

— Сэм, видишь того парня? Давай-ка проверим, не разбудит ли его это.

Я вынул из кармана «вишневую бомбу». Сэм трижды чиркал спичкой, пытаясь ее поджечь. Когда фитиль загорелся и зашипел, он радостно мне улыбнулся. Я прицелился и попал снарядом точно между ног бедолаги, в дюйме от мошонки.

БУМ! Он вздрогнул всем телом, вскочил на ноги и выбежал с нашего двора, после чего снова упал.

Я расхохотался.

— Похоже, в морг звонить не придется!

Мы перешли к следующему; Сэм стащил с него шляпу и накрыл ею «вишневую бомбу», которую положил на землю в полуметре от его головы. С громким хлопком шляпа подпрыгнула в воздух и разлетелась клочьями. Мужчина заморгал и попытался встать, но пару секунд спустя все равно свалился.

С третьей жертвой Сэм проявил еще большую изобретательность. Он вылил парню на голову мед и подождал, пока набегут кусачие красные муравьи. Тот какое-то время не двигался, а потом очнулся с таким криком, что напомнил мне Ночку, оказавшуюся в сушилке. Последнему мы подбросили в ботинок «Черного кота», и он, подскочив, затанцевал на одном месте и затряс ногой, словно та загорелась.

— Дэвид, — позвала мама сквозь сетчатую дверь, — разве обязательно использовать фейерверки? Вы же можете их ранить!

— Ну, это единственный способ убедиться, что они живые. И потом, они же ушли со двора, так?

— Пожалуй, ты прав.

Она пожала плечами и скрылась в коридоре, оставив нас патрулировать территорию.

В дальнейшем, стоило нам с Сэмом выйти на улицу, вооружившись фейерверками, пьяницы разбредались, но как только мы возвращались в дом, являлись новые. Мы вели постоянную борьбу за то, чтобы наш двор, при доме 709 ½ по Южной Второй улице, принадлежал только нам.

Учиться в школе в Гэллапе оказалось куда легче. Никто из учителей не знал, что у меня дислексия, и я им не говорил. Они едва справлялись с потоком учеников, которые поступали и уходили, и не требовали от нас слишком много. Больше никто не называл меня глупым.

Мы с Сэмом жили в ожидании выходных. Поскольку Гэллап был единственным крупным городом больше чем на сто миль вокруг, после трех часов дня в пятницу туда со всех сторон начинали съезжаться индейцы навахо, и так продолжалось до вечера воскресенья. Туристы собирались в фешенебельной части, на трассе 66, с чистыми заправочными станциями, хорошими ресторанами и отелями. Местные и навахо, приезжавшие в Гэллап за покупками, редко там бывали. Они направлялись на прилегающие улицы, чтобы запастись продуктами, запчастями для пикапов и алкоголем.

Сразу после завтрака мы бежали в сувенирную лавку Пино, где мистер Пино обычно разговаривал с каким-нибудь покупателем, склонившись над стеклянным прилавком с безделушками. Как только он заканчивал, я высыпал на прилавок мелочь из карманов.

— Сегодня будет большой день, мистер Пино.

Он улыбался нам во весь рот и звал к себе в подсобку, не считая, собрав с прилавка монеты.

— Этого хватит на целый арсенал, — говорил он, и сигарета подпрыгивала у него во рту.

Он набивал для нас пакет фейерверками всех сортов.

— Смотрите, только не попадитесь!

А потом хохотал.

Он знал, что мы постараемся наделать как можно больше шума. Но полицейские не станут нами заниматься — им и без того хватает дел с индейцами навахо, которых приходится отвозить в участок. Они заталкивали в свои фургоны пьяных от зари до темна, тащили их в карцер — самый большой, по словам мистера Пино, в стране — и давали проспаться.

Утром субботы сотни повозок и пикапов с индейскими семьями скапливались на переезде через трассу 66. Они стекались в город тысячами. Длинные торговые составы прерывали их поток с пятнадцатиминутным интервалом. Стоило подняться шлагбауму, как бешеный транспортный поток беспорядочно устремлялся через рельсы.

Мы с Сэмом обычно устраивались за дровяным складом «Бабейни Компани», прячась за штабелями досок возле железнодорожных путей. Перед собой мы раскладывали свои боеприпасы, яйца и воздушные шары с водой. Нашей задачей было как можно эффективнее их использовать.

Я воображал, что мы — партизаны, сражающиеся с немцами или с японцами за свою территорию. У нас достаточно вооружения, чтобы переломить ход сражения. На какой-то момент я переставал быть членом семьи Кроу — я был отважным капитаном американской армии.

Сэм, мой надежный и бесстрашный помощник, стоял рядом со мной, тоже горя желанием ринуться в бой. Ничто его не пугало. Он никогда не отступал и не спасался бегством — а еще постоянно болтал о наших проделках, хоть я и приказывал ему помалкивать. Он был уверен, что наши проделки кажутся всем забавными — но я-то знал, как это выглядит на самом деле.

Груженые фургоны и пикапы тряслись на рельсах, торопясь преодолеть переезд до следующего поезда. Мы с Сэмом по очереди поджигали запалы и швыряли фейерверками в ничего не подозревающих пассажиров, а потом забрасывали их яйцами и воздушными шарами с водой. Семилетний Сэм был настоящим снайпером. Обычно от фейерверков все так пугались, что забывали даже наклонять головы.

Однажды субботним утром в конце октября, когда фермеры-навахо ехали в город продавать свой урожай, мы заметили телегу, груженную овцами и сеном. Трое стариков набились в нее вместе с животными. Супружеская пара, сидевшая на козлах, с трудом справлялась с лошадьми, волочившими груз, колеса телеги отчаянно скрипели. Лучше мишени нельзя было и представить.

— Сэм, начинаем с яиц, потом шарики и «вишневые бомбы», — скомандовал я. — Тройной удар Кроу.

Сэм швырнул яйцо, попав в голову мужчине с кнутом. Я бросил в него шар с водой, которая смыла желток, стекавший у него по лицу. И тут, нарушив мой приказ, Сэм кинулся к повозке и забрался внутрь. Он оседлал овцу, словно лошадь, размахивая в воздухе руками.

Секунду спустя я закинул в повозку «вишневую бомбу», которая разорвалась буквально у Сэма под ногами, но он и глазом не моргнул. От взрыва овцы заблеяли как сумасшедшие, а лошади встали на дыбы, отчего телега наклонилась. Задние дверцы распахнулись, овцы выскочили на дорогу и разбежались по трассе 66 и железнодорожным путям. Трое стариков с трудом поднялись на ноги и бросились за ними. Сэм бегом вернулся ко мне, задыхаясь от смеха.