Ремигиуш Мруз - Безмолвная

Мне было понятно, что для него это достаточно хороший, как и любой другой, повод разозлиться. У нас были отдельные наборы столовых приборов. Мои были куплены в основном в супермаркетах, его — в интернете. Приборы от «Герлах», которые он выбирал, стоили почти тысячу злотых, но Роберт с легкостью платил. Точно так же, как легко поднимал руку на меня.

И когда он повернулся, не было сомнений, что это произойдет и на сей раз.

— Почему ты не можешь просто выполнить мою просьбу?

Я не ответила и не отвела взгляд. Стояла неподвижно, стараясь не проявлять эмоций. Думала о том, что эта ночь будет не хуже прежних. Выдержу час, может, два, а потом все закончится. Утром проснусь, выпью просекко, как-нибудь продержусь до вечера. Тогда узнаю, чего успел добиться Вернер.

— Ведь это ж, б…, типичная несобранность!

Роберт быстро и решительно шагнул ко мне. Не успела я среагировать, как он схватил меня за шиворот и потащил в кухню. Швырнул на столешницу, словно мешок с мусором. Схватив за шею, поволок к выдвинутому ящику. Рявкнул:

— Глянь! Справа — мое, а слева — твое, е… мать!

Затем задрал мою голову, и я испугалась, что сейчас он ударит меня ею о ровно уложенные ряды столовых приборов.

Вместо этого Роберт одной рукой повернул меня к висящему шкафчику, а второй потянулся за одним из своих ножей марки «Герлах», выполненных из нержавеющей, отполированной до зеркального блеска стали. Приблизил острие к моему лицу, словно намеревался выколоть мне глаз.

— Теперь видишь? Теперь узнаешь, какой мой?!

— Роберт…

— Заткни, б…, свою пасть!

Он отпустил меня, а я даже не шевельнулась, понимая, что попытка убежать добром не кончится.

Роберт замахнулся и ударил меня открытой ладонью. Потом снова схватил за блузку, потряс и приставил к шее нож.

— Может, мне сделать что-то, чтобы до твоей дурной башки наконец-то дошло?

— Нет.

— Я ведь, б…, повторяю тебе это, сколько себя помню. А ты опять за свое… Все, что я говорю, тебе всегда до задницы!

Он бросил нож в ящик, схватил меня уже обеими руками и тряхнул так сильно, что я ударилась головой о шкафчик, молясь про себя, чтобы муж прекратил это, а Войтек ничего не услышал. И вообще чтобы он никогда не подражал отцу. Это было главное, из-за чего я сносила все без звука, будучи глубоко уверена, что таким образом хоть как-то оберегаю сына. Мне казалось, что я соглашаюсь на такое только ради него.

— Когда-нибудь я убью тебя! Понятно?!

Роберт с треском задвинул ящик, придавив меня к полу. Потом наклонился, поднял и потащил в спальню.

Когда он закрывал за собой дверь, я уже поняла: сегодняшние мучения в час или два не уложатся, а продлятся куда как дольше…

Фестиваль жестокости длился до четырех утра. Потом превосходство перешло в самоуничижение, а насилие — в жалобные мольбы о прощении и помощи.

Утром я оценила размер повреждений и в очередной раз не могла избавиться от ощущения, что становлюсь все большим профессионалом в области маскировки последствий. А также отметила, что с каждым разом делать это становится все труднее.

Роберт ждал меня за завтраком, читая газету на «Айпэде». За столом сидел и Войтек, тоже просматривая что-то в интернете. Время от времени они обменивались фразами, и все выглядело как типичный завтрак любящей, счастливой семьи.

Я остановилась возле ящика со столовыми приборами и на мгновение закрыла глаза. Потом через силу улыбнулась… себе самой. Я уже давно уяснила, что даже такой прозаичный метод позволяет лучше сохранить лицо.

Выдвинув ящик, я не увидела в нем ни единого столового прибора из коллекции «Герлах». Удивленно вскинув брови, повернулась, и Роберт отвел взгляд.

— Выбросил их, — сообщил он. — Пришел к выводу, что твои лучше.

— Мои не стоили и пятидесяти злотых.

— Ну и ладно. Это всего лишь столовые приборы. Какой смысл платить за них больше?

Я покачала головой. Речь шла даже не о выбросе в помойку штуки злотых. Мне хотелось, чтобы эти столовые приборы оставались на месте, изо дня в день напоминая ему об изменениях, происходящих с ним по ночам.

— Где они?

— Выбросил.

В мусорном контейнере столовых приборов не оказалось. Я с силой захлопнула дверцы шкафа, и Войтек, подняв глаза, недоуменно глянул на меня. Послав сыну теплую улыбку, я отпустила его. Не было смысла ломать копья из-за каких-то столовых приборов. Так или иначе, рано или поздно дорогой набор вернется — точно так же, как возвращалось все другое.

Усевшись за стол, я стала есть приготовленную Робертом домашнюю гранолу. Знала: он приготовил это вкусное блюдо из овсянки не потому, что любит такую еду, а специально для меня, будто это могло стереть болезненное воспоминание о том, что происходило всего несколько часов назад.

Я глянула на приметные синяки под глазами у мужа. Он спал дольше меня, но после самоистязания всегда отекал и не мог это замаскировать, в то время как мне такое удавалось без труда.

Роберт закрыл футляр с «Айпэдом» и взглянул на меня.

Кто-то некогда сказал, что любовь — это способность узнавать самого себя в глазах другого. Я видела в глазах мужа абсолютно чужого, не похожего на себя человека.

— Подумал о «Рейманн инвестигейшн», — произнес Роберт.

— То есть?

— Нам следует принять кого-то на работу вместо Глазура и Клизы — или определиться, нужен ли нам вообще этот бизнес?

— Конечно же, нужен.

— Для чего?

— Ты же знаешь, что у меня в работе несколько дел.

Я с трудом проглотила кусочки семечек и миндаля, воочию представив себе, как лишаюсь единственного занятия, вырывающего меня из реальности. Для того чтобы Роберт его у меня отнял, нужно было совсем немного. Он делал такое уже не раз. Время от времени давал мне чуточку свободы — например, соглашался, чтобы я оборудовала себе кабинет в чердачном помещении или приняла бразды правления в «Рейманн инвестигейшн». Но проходило немного времени, и Роберт менял свое решение, приходя к мнению, что я становлюсь чересчур независимой, словно это представляет для него какую-то угрозу.

Очередной громкий звонок не отпускающей его паранойи. Все время он опасался того, что какое-либо занятие приведет к моему отдалению от него. Труднее всего мне пришлось в период беременности…

Но я не хочу к этому возвращаться. Главное — то, что после рождения Войтека Роберт стал считать сына сплачивающим, а не разделяющим нас фактором.

— Дело той девушки из Ополя завершено, — сказал он. — А остальное быстро закроешь.

— Но…

— У вас сейчас несколько хозяйственных расследований и одна фотосессия.

Под фотосессиями подразумевались самые неприятные задания, получаемые агентством, — слежка за супругами и раскапывание грязи, что неизбежно приводило к разводам.