Евгений Матерёв - Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers [litres самиздат]

Йозеф хохотал над ними, временами озираясь на ворота – не войдёт ли кто, увидев их дурачества.

– Быстрее, быстрее!

Мартин подвёл Клауса к стене и, сложив свободную руку пистолетом, прикоснулся ею затылка друга:

– Эй, еврей! Именем штокпукфюрера лагерного участка номер три ты приговариваешься к высшей мере наказания за то, что не скинулся с нами на пилзенское.

После «выстрела» Мартин дал другу пенделя, обеспечивая себя форой, и пустился наутёк.

– Сейчас я тебе дам, придурок, такое пилзенское! Будешь ссаться им весь год!

В общем, как дети малые.

После небольшой потасовки страсти улеглись – бывает такая грубая дружба. Успокоившиеся друзья как ни в чём не бывало вышли со двора. Их пути стали расходиться: Йозеф и Клаус пошли в одну сторону, а Мартин в другую; он стал отдаляться от них – вроде как сам по себе гуляет, – заранее зная, что друзья последуют за ним:

– Куда ты, Мартин? Мы идём в крематорий, – игриво сказал Йозеф.

– Пойдёмте бассейн посмотрим.

– Ты чего, поплавать решил? Мокрый ты будешь дольше гореть…

– Он будет там с евреями пердеть, – пробурчал Клаус.

Друзья прошли между блоками, сфотографировали ужасающе длинную перспективу улицы – подумать только, сколько людей здесь томилось…

По дороге сделали несколько снимков у сторожевых башен, сыграли пантомиму, повиснув на колючей проволоке – как же без этого? – и, наконец, подошли к пожарному пруду.

– О, сфоткай меня, – передал Йозеф Мартину свой смартфон.

Йозеф, оглядевшись по сторонам – нет никого? – перемахнул через ограждение, залез на бетонную тумбу и сделал вид, что приготовился с неё прыгать в воду.

– Ну чего, всё? Я так и буду раком стоять? – с нетерпением спросил Йозеф, видя, как Мартин уткнулся в экран, не обращая внимание на его позирование.

– Подожди, я не туда нажал, – сказал Мартин, колдуя над телефоном. – Вот, давай, становись рачком; губки бантиком.

Йозеф стал принимать нужную позу, и… тут ему пришлось вздрогнуть от неожиданности. Неприятные мурашки прошли по спине.

«Уф… Что это было?» – задал он сам себе вопрос.

Его как током ударило. Не было ни малейшего дуновения ветра. Зеркало воды без искажения должно было показать отражение Йозефа, а на него оттуда посмотрел кто-то другой, сильно исхудавший. От этой странности он отвёл взгляд в сторону и стал прислушиваться к своему внутреннему состоянию. Хорошо, что Мартин опять стал ковыряться в телефоне – не видел его испуга.

– Вот! Давай, поехали! Дурацкий у тебя смартфон…

Йозеф ещё раз с опаской посмотрел в воду.

«Хм… Показалось. Насмотрелся на эти фотографии. Нельзя быть таким впечатлительным», – укорил он себя, перелезая обратно через ограждение.

– Ладно, всё. С вещами на выход.

– Выход отсюда один – через трубу крематория, – радостно сказал Клаус, будто речь идёт о гидротрубе в аквапарке.

– Мы туда и направляемся, – показал оскал Мартин.

– Эй, парни! Стойте! – кто-то окликнул их сзади.

Друзья оглянулись и увидели, как к ним на сегвее подкатывает охранник. На его груди блеснул бронзой бейдж с именем:

– Вы не понимаете, да, где находитесь? Нельзя заходить за ограждения.

– Хорошо, хорошо. Мы уже идём на выход, – примирительно сказал Мартин.

Судя по всему, троица уже успела намозолить глаза охране:

– Ещё одна выходка – и мы будем вынуждены вас выставить…

– Ладно. Идём, ребята.

Охранник встал на свой гироскутер и покатил вперёд.

Друзья, не сговариваясь, вскинули вслед отъезжающему страже руки: «Хайль!» – и рассмеялись.

Когда компания проходила мимо кухонного блока, Йозефу опять стало неприятно от мурашек – периферическим зрением он увидел кого-то в полосатой робе.

Сначала молодой человек подумал, что кто-то другой просто отражается в окне – какой-нибудь актёр, специально одетый для туристов подобным образом. Оглянулся – никого…

Подойдя к окну, он стал всматриваться внутрь столовой.

– Эй, Йоз! – услышал он за спиной. – Захотел юдебургер? Макдак сегодня закрыт.

«Как они меня затрахали, остряки эти!» – закатил глаза Йозеф.

Через силу он улыбнулся приятелям. Через силу, потому что внутри поселилась какая-то неосознанная тревога, словно за стеклом рассмотрел нечто потаённое.

Друзья шли к автобусной остановке. Клаус и Мартин, как всегда, обсуждали между собой что-то; наверно делились впечатлениями от посещения крематория. Глядишь на них – прямо не разлей вода.

Йозеф шёл чуть отстав, задумчивый – у него своих впечатлений достаточно, в том числе и от крематория – там ему показалось на мгновение, что от печей исходит жар.

«Это у меня жар… Неужели я такой впечатлительный? – подумал он. – Может, это Мартин подмешал мне в пиво какую-нибудь гадость свою галлюциногенную? Он балуется этим делом; почему нет?»

Поискав глазами друзей, он увидел, что те уже сидели в автобусе и махали ему руками: «Шевели батонами».

«Нет, – отбросил он в сторону эту мысль, вспоминая поведение друзей. – Не похоже, чтобы они провернули такое; я бы понял».

Йозеф зашел в автобус. Перед друзьями сидели два еврея. Пока Йозеф шёл по проходу, Мартин и Клаус успели сделать им по символическому выстрелу в голову. Он усмехнулся их непосредственности: «Дурни».

Чёрный автобус мягко тронулся в путь. Кафе, рестораны, дома: всё прикрыто зеленью деревьев и кустарников. Освенцим жил своей обычной жизнью – собственно, почему люди должны жить здесь как-то необычно? Жизнь продолжается…

Сквозь листву мельком можно увидеть разрушенные заводские цеха, в которых когда-то трудились узники – так, что ли, должен выглядеть весь Освенцим?

Автобус повернул налево и стал быстро и упруго въезжать на мост. Внизу, под мостом, опять рельсы: ухоженные – новые и старые, заросшие травой. Йозефу невольно вспомнились звуки подходящего к станции поезда, которые транслировали в одном из блоков…

«Крутой ужастик», – подумал он, вздрогнув.

Ну раз крутой… Будет тебе…

Из-под асфальта появляется железная дорога – она смотрится как размытая строчка намокшего письма. Ворота, куда устремились рельсы, напоминают огромный муфель – туда, в эту топку, изо дня в день въезжали длинные составы с тысячами людей.

И сейчас идут толпами – посмотреть, как люди убивали людей.

Мартин, Клаус и Йозеф стали осматривать открывшуюся перед ними огромную территорию концентрационного лагеря Биркенау. Бесконечные ряды однообразных столбов, бараков и печей: действительно конвейер смерти. Разные судьбы людей тут превращались в одинаковую субстанцию – пепел.

Когда Йозеф перевёл взгляд на железнодорожные пути, отчётливо увидел, как флажок стрелки опустился, и рельсы, сверкнув сталью, переместились в сторону. Он посмотрел на друзей, но те, судя по всему, ничего не заметили. Йозеф чуть не застонал от необъяснимого чувства – у него самого что-то внутри переместилось.