Евгений Матерёв - Музеи… или вдохновляющая музыка The Chemical Brothers [litres самиздат]

«Может, свалить отсюда?»

Ответить на этот вопрос Йозеф не успел. «Идём!» – сказал Мартин, и они пошли в сторону вагона.

Окружающая обстановка подстёгивала воображение Йозефа. Он уже представил себя внутри остановившегося поезда, как сквозь вагонные доски заслышались голоса и почему-то собачий лай. В толпе наступило оживление; люди почувствовали, что долгий путь закончился. Они даже и не думали, что будет дальше – лишь бы поскорее глотнуть свежего воздуха и не съёживаться от мысли, что под ногами валяется труп – старуха, которая ещё совсем недавно смотрела тебе в глаза.

Наконец защёлкали замки, застучали об упор задвижки, и дверь отъехала в сторону.

– Быстрее, быстрее! – скомандовал кто-то.

Люди стали спрыгивать на землю. Пьянея от свежего прохладного воздуха, они осматривались вокруг, невольно испытывая радость от того, что долгий, мучительный путь закончился.

А собачий лай всё же как-то уж разрушительно действует на сознание…

– О, сфотай нас, дружище! – Мартин протянул телефон Йозефу.

Клаус и Мартин забрались по лестнице вагона смерти. Держась за поручни, они вскинули руки в нацистском приветствии.

Потом друзья сфотографировались на фоне ворот и вышки.

За колючей проволокой – нескончаемые ряды печей, оставшихся от сгоревших бараков. Картина напоминала остатки какого-то древнего религиозного комплекса, когда царило мракобесие. Неужели это было в прошлом веке? Неужели есть современники, которых коснулось это?

Йозеф невольно вздрогнул, когда Клаус одёрнул руку от проволоки, сделав вид, что ток по-прежнему проходит по ней; так он подтрунил над другом. Посмеявшись над реакцией Йозефа, друзья огляделись:

– Давайте направим наши стопы на женскую половину.

– О! Это первая толковая твоя мысль за день, Клаус! – одобрительно воскликнул Мартин.

– Возьмём пива и завалимся в барак, – поддержал тему Йозеф. – Пощупаем отборных цыпочек.

– Боюсь, что вам не понравятся здешние девчонки, – сокрушённо покачал головой Клаус. – Щупать не за что.

– Да после твоей Матильды тебе ли привыкать, дружище!

– Что?! А ну, повтори!

Тут Йозефу пришлось разнимать друзей. Нелегким это было дело – такие два кабана сцепились; чуть было сам не схлопотал…

Довольно продолжительное время друзья молча осматривали бараки – прикусили свои языки поганые. После осмотра помещений, где Йозефу в каждом углу мерещились тени крыс, ребята направились к тёмным камням памятника и развалинам газовых камер.

Йозеф уже мало обращал внимание на своих приятелей – время от времени посматривал, куда они идут, и шёл за ними. Мысли его были сосредоточены на своих, мягко говоря, настораживающих симптомах. Да ещё этот зуд появился; он взглянул на свою руку – она была красна от его чесаний.

«Чёртово место! Валить надо отсюда…» – как-то уж совсем обречённо подумал он про себя.

Йозефа тошнило уже, передергивало – и от этого места, и от этой необъяснимой тревоги. Что с ним происходит? Не сходит ли он с ума? Что это за миражи преследуют его?!

Сидел ли мужчина на нарах в конце барака на самом деле, или ему привиделось?

Он уже пожалел, что не повернул к выходу в самом начале, когда эта мысль впервые посетила его. Теперь уж отступать некуда – нужно пройти этот путь до конца.

Звенящая тишина повисла над лагерем; лишь гравий хрустел под ногами. Мартин и Клаус уже успели помириться, но их голосов тоже не было слышно. Пройдя мало-мальски значимые объекты, друзья направились к выходу.

Со стороны здания бывшей комендатуры навстречу им шла большая делегация. Шла она медленно, ведь в центре толпы заметно выделялся старик, увидев которого, Йозеф подумал, что окончательно тронулся головой, – на старике была полосатая роба узника. Несколько погодя до Йозефа дошло, что это и есть самый настоящий узник – бывший, который приехал сюда почтить память.

Толпа приближалась; стал слышен незнакомый говор. Фотограф, выбегая вперёд, делал снимки – видно, и прессу пригласили.

Клаус и Мартин пошли дальше, а Йозеф встал как вкопанный. Наваждение какое-то… Даже моральных сил не осталось крикнуть ребятам, чтобы они его подождали. Если бы крикнул, может быть, всё пошло бы по-другому…

Несмотря на ясную и тихую погоду, вдруг подул ветер; и такой силы, что кепка приподнялась и вот-вот слетит с головы Йозефа. Он взмахнул руками, чтобы удержать её на месте, но не успел; лишь краем глаза увидел, где она упала, и сделал в ту сторону шаг. Когда Йозеф нагнулся, чтобы поднять её с земли, у него потемнело в глазах, застучало в висках – пришлось даже выставить обе руки вперёд и ловить равновесие.

«Как нелепо я смотрюсь», – подумал он, вспомнив, что перед ним идёт делегация.

Когда Йозеф смог взять себя в руки и зрение нормализовалось, он увидел, что тянется к полосатой бескозырке узника.

«Ладно, морда жидовская, подам я тебе твою кепку, – Йозеф подумал, что это головной убор того самого старика, что даёт сейчас интервью. – А где моя? Куда подевалась?»

Это и есть твоя кепка, Йоз!

Йозеф наконец поднял взгляд, и ему стало не по себе: «Куда это я попал?»

Он моментально забыл о кепке – какая к чёрту кепка!

Зрелище было и впрямь фантасмагоричным. Там, где несколько мгновений назад торчали лишь фундаменты, за то время, что Йозеф пытался прийти в себя, выросли бараки и хозяйственные постройки. Трава же, как, впрочем, и другая растительность вокруг них, наоборот, стала исчезать. Появлялись люди и нелюди. Воздух стал наполняться зловонием, слабыми голосами, злыми окриками и страхом.

Йозеф, преодолевая скованность, будто первый раз на сцене, сделал пару шагов. Разум отказывался верить в такую реальность – это, должно быть, инсценировка – по-другому быть не может. Современные проекторы, голограммы… Это они, несомненно, а как иначе?!

Обернувшись, он увидел, как целая толпа худых людей шла на него.

«Они живые!» – подумал Йозеф, осознав другой смысл слова «живые», выйдя за рамки квеста.

Удерживали строй «капо», обрушивая на головы несчастных узников свои дубинки. От остальных заключённых их отличал не только внешний вид – сапоги, кепи и куртки синего цвета, – но и звериные повадки. Несмотря на относительную упитанность, от них веяло внутренней пустотой – будто они узники вдвойне: и телом, и душой.

По бокам от дороги стояли эсэсовцы с автоматами наперевес. Несколько из них держали на поводках заходящихся в лае псов, давая тем подойти слишком близко к людям в полосатых робах.

Толпа обступила Йозефа. Он, как ещё сторонний наблюдатель, стал рассматривать этих людей: затравленных, сломленных, с потухшими взглядами. Какие-то другие телодвижения, необыкновенные цвета делали происходящее неправдоподобным. Йозеф учуял отвратительный запах; его стали кусать вши.