Маттиас Эдвардссон - Не самые хорошие соседи

В груди все сжимается, там как будто извивается угорь. Фабиан стонет, я крепко его держу. Я ненавижу насилие, но выбора у меня нет.

Раздается звук. Поворот ключа в замке, а потом скрип пола в прихожей.

Мы с Фабианом смотрим друг на друга, и я убираю руки с его шеи. Он делает глубокий вдох и опускает взгляд.

На миг я забываю о детях, обо всем, что у меня осталось. Все мои мысли занимает Бьянка. И все, чего у меня больше нет.

— Ты умеешь врать, — произношу я. — Ты врал, когда говорил, что не умеешь врать.

— Простите. Больше я врать не буду.

Жаклин зовет его из прихожей, но Фабиан не поднимает взгляда.

— За рулем сидел я, — говорит он.

До катастрофы

Осень 2017 года

Через неделю после злополучного праздника началась школа. Я стоял в коридоре и делал копии на ксероксе, наблюдая, как загорелые и уставшие от долгих летних каникул ученики заходят в классы.

Мне всегда нравилось это время — ранняя осень, самое начало учебного года. Особое чувство свободы, предвкушение новых событий, избавление от лишнего и новые перспективы.

— Вы слышали о Селандере? — услышал я за спиной голос Кеннета, классного руководителя Фабиана.

— Что именно?

— Вы же вроде общаетесь с его матерью? Я думал, вы в курсе.

Что все это значит? Я вдруг забыл о ксероксе, который продолжал выплевывать листы на пол.

— Фабиан ушел из школы, — сообщил Кеннет. — Его от нас открепили.

Значит, Жаклин все-таки сделала это. То единственное, что она могла сделать.

Собрала вещи и уехала.

— Его мать в клинике для алкоголиков, — сообщил Кеннет.

Лечится?

На такое я даже не надеялся.

— Это разумно, — сказал я. — А Фабиан? Где он?

Кеннет положил руку себе на живот и огляделся по сторонам:

— Фабиан на попечении социальной службы.

Вскоре об этом уже знали все жители Чёпинге: Фабиана определили в кризисный центр где-то в лесах под Смоландом, а Жаклин лечится от алкоголизма.

— Конечно, она слишком много пьет, — заявила Гун-Бритт, — но у этой женщины есть и другие проблемы.

Они с Оке явились без приглашения, чтобы разузнать, что произошло после праздника.

— С тех пор я ни разу не видела Улу, — известила меня Гун-Бритт.

Мы тоже. И никто из нас по этому поводу не грустил. Бьянка только раз увидела его возле банка, но отвернулась и поспешила прочь.

— Мы рассчитывали, что он хотя бы извинится, — сказал Оке.

— Да, — кивнула Гун-Бритт, — он слишком много выпил.

Они ушли, а я расположился на диване с компьютером, зашел на сайт риелторской компании и принялся смотреть квартиры в Лунде.

— Посмотри четырехкомнатную возле Софиапаркен. — Рядом присела Бьянка. — Прекрасный вариант.

— И цена приемлемая.

Бьянка наклонилась над экраном и увеличила фотографию. Она выглядела искренне счастливой. Кризис миновал. Наверное, мы сможем вернуться друг к другу. Прогулки в парке Ролис, вечера на Сардинии.

— Я слышала, что это очень хороший район.

— А как там с соседями? — улыбнулся я.

Она рассмеялась и взяла мои руки в свои. Вечером мы вчетвером читали в нашей с Бьянкой кровати. Белла и Вильям в центре, мы с Бьянкой по сторонам.

— Я вас люблю, — сказал я.

— Но мы же это знаем, — произнесла Белла. — Папа, читай дальше!

Мы с Бьянкой посмотрели друг на друга поверх их голов. Я не понимал, как мог помыслить о чем-то другом.

В конце сентября мы с Бьянкой устроили себе спа-выходные в Истаде. На залитом апельсиновым солнцем балтийском побережье она целовала меня так, как когда-то в молодости.

Это было что-то вроде возвращения и новой встречи. Прежняя непреодолимая сила заставляла меня стремиться только туда, где была Бьянка. Мне все время ее не хватало, хотелось прикасаться к ее коже, находиться рядом, слышать ее голос.

В воскресенье мы лежали, укутавшись в одеяло, на втором этаже нашего номера. В ведре со льдом стояло шампанское, на губах у нас был вкус клубники, горел камин, за панорамными окнами простирался морской простор — бесконечный и синий. Впереди нас ждало будущее.

До катастрофы

Осень 2017 года

Через шесть недель я вышла на свободу новорожденным теленком. От синевы неба сжималось сердце, солнечный свет был ослепительным, а воздух — со вкусом осени. За Фабианом мне пришлось ехать на машине социальной службы. Сто километров по лесной дороге под постоянно орущее радио. Я не видела Фабиана с того мрачного утра, когда его забрали. С тех пор мы только дважды говорили телефону, он либо что-то мямлил, либо молчал. Больше всего я боялась, что он навсегда закроется. Фабиан иногда был нереально проницательным.

Он ждал, стоя на гравийной дорожке. Вещи кое-как набиты в рюкзак, и бумажный пакет из дешевого магазина. Плечи опущены, взгляд он оторвал от земли, только когда мы припарковались и я направилась к нему широкими шагами.

— Я никогда больше сюда не вернусь, — мрачно сказал он.

Мне хотелось обнять его крепко-крепко, прошептать, что отныне все будет хорошо. Тактильный контакт всегда был для нас проблемой. Я никогда не прикасалась к нему, не обнимала, как это делают мамы.

— Пообещай мне, — сказал он, — что я никогда больше сюда не попаду.

Конечно я пообещала. И на этот раз сдержу обещание.

В первые дни после возвращения домой Фабиан почти все время сидел у себя в комнате. Я заходила к нему с разными предложениями, но он от всего отказывался. Даже на велосипеде не хотел кататься.

Из школы никто на связь не выходил, а когда позвонили из социальной службы, я сказала, что мы переезжаем.

Я не могла больше оставаться на Горластой улице. Улу я бы еще вытерпела, как делала это уже несколько лет, но каждый день видеть Микки и Бьянку было выше моих сил.

Пить больше не тянуло. Теперь у меня отсутствовала потребность чем-то заглушать реальность. Я справлялась даже с одиночеством, потому что ощущала, что куда-то иду.

Конечно, я никогда бы не купила эту проклятую машину. Все было бы по-другому, если бы я оставила старую, маленькую и не такую мощную. Я же всегда осуждала тех родителей, которые платят за любовь детей вещами и подарками. Но это был единственный способ вытащить Фабиана из дому. Когда мы на новой машине вырулили из автосалона, в глазах Фабиана впервые сверкнуло будущее.

— «БМВ-323». Мама, неужели это правда? Она наша?

— Да. Твоя и моя.

Он с одобрением рассматривал переднюю панель из дерева.

— Просто мечта!

Мы молча возвращались в Чёпинге, на кольце возле «Ики» свернули на «большую» дорогу, где посаженные вдоль речки молодые деревца уже надели осенние наряды.

— Теперь тебе лучше? — спросил Фабиан.

— Намного.

— Ты бросила пить?

Отвечать на такой вопрос собственному ребенку… Я вдруг остро почувствовала, сколько вреда я ему причинила.