Стефани Бюленс - Неудобная женщина

Меня охватило знакомое чувство злости на мать.

Я была как натянутая струна от желания заставить ее заплатить за все.

Но она там, где я не могу до нее добраться. Зато есть Клэр Фонтен. В моем сознании они словно бы слились, стали неотделимы друг от друга.

Первоначальная стратегия, план заставить Клэр замолчать, провалилась. Дестини не смогла ничего накопать против нее.

По дороге в Лос-Анджелес Дестини молча сидела рядом, а я прокручивала в уме варианты, как можно раз и навсегда разобраться с Клэр. Дестини ничего не нашла, значит, новая стратегия не может основываться на каких-то темных пятнах в ее прошлом.

Потребуется что-то необычное.

Мне нужно мыслить шире обычного набора приемов пожирателя грехов, придумать что-то смелое, умное и совершенно неожиданное, сделать такой ход, который поставит Клэр в тупик, полностью изменит для нее правила игры и в то же время полностью поставит ее в зависимость от меня.

И к моменту возвращения в город меня осенило.

Я подъезжала к первому на сегодня ученику, когда раздался звонок. Это был Рэй.

Я не взяла трубку.

Через пару секунд пришло сообщение.

Клэр, не получилось дозвониться. У вас все хорошо?

Все очень плохо.

Зачем Рэй пошел на этот обман? Ему не нужен учитель французского. В какие игры он играет?

Игра. Само это слово подразумевает тайный умысел.

Саймон тут ни при чем, сказала я себе.

Он пока ничего не предпринял после моей встречи с Шарлоттой. Но он обязательно сделает ответный ход.

Я точно это знаю.

Вопрос только, когда.

В десять я подъехала к дому Марго.

Она открыла дверь, и стало ясно, что что-то не так. Она вышла на свет понурившись. Когда она подняла голову, я заметила, что у нее на лице тонна косметики — особенно там, где под правым глазом расплылся бурый синяк, а горло пересекали две длинные нечеткие борозды.

— Мне не хотелось отменять занятие.

Закрыв дверь, она проводила меня в гостиную, где уже были разложены бумаги.

Я села напротив и сделала вид, будто не замечаю явных признаков избиения. Нижняя губа треснула и распухла, а от уголка правого глаза к виску тянулась красная, неровная ссадина.

— Ну что, приступим? — спросила я.

— Да.

Я начала с самых простых вопросов, которые потребуют от нее использования глаголов в трех временах, которые она учит.

Она не поднимала взгляд и отвечала тихим голосом. О синяках она не сказала ни слова — и я тоже промолчала.

В конце концов, я просто учительница французского, а не ее куратор. Она не подавала никаких сигналов, что ей нужна помощь. Она наверняка уверила себя, что однажды станет лучше, но я подозревала, что лучше не станет.

Я выстроила урок так, чтобы подстроиться под нее. Спросила ее по-французски, чем она займется в понедельник.

Приготовлю ужин, ответила она.

Я спросила, чем она займется зимой.

Куплю теплую одежду, ответила она.

Я попросила ее рассказать о планах на будущее в надежде, что она всерьез задумается об этом.

Она ответила очень общо: заведет детей, съездит в отпуск, станет старше — ни малейшего намека на то, что насилие в настоящем в корне противоречит идиллическому будущему, которое существует только в ее мечтах.

В конце занятия я выдала ей список новых слов.

Марго проводила меня до двери.

— Спасибо, — сказала она.

Меня снова охватило желание вмешаться. Сказать, что она может мне позвонить и рассчитывать на мою помощь.

Но вместо этого я просто смотрела, как она проскользнула внутрь и заперла дверь.

По дороге на следующее занятие я продолжала думать о Марго. Нужно было сказать ей, что я все понимаю, возможно, стоило найти и вручить ей номер горячей линии.

Зазвонил телефон.

Это была Джулия Купер.

— Мне нужно кое-что тебе рассказать, Клэр, — сказала она. — Я не та, за кого ты меня принимаешь.

Голос был одновременно напряженный и тихий — так делают признания.

— Джулия Купер — не мое настоящее имя.

Тон мрачный.

— Я не журналистка.

А теперь нотка смущения.

— Я работаю на Саймона.

Я оцепенела и едва могла дышать.

— Меня зовут Слоан Уилсон.

Людей разрушает не одиночество, а обманутое доверие.

Можно справиться с отсутствием друзей, разбитыми мечтами, любыми неприятностями до тех пор, пока тебе не покажется, что все вокруг тебя предали.

Я не сомневалась, что была для Клэр единственной поддержкой, ведь она разочаровалась в других, ей практически никто не верил.

Она никак не отреагировала на мое настоящее имя.

Помедлив немного, я добавила:

— В тот день, когда мы встретились с Дестини, ты спросила, бывает ли у меня такое чувство, что ты просто в чем-то уверен. Как оказалось, у меня было такое чувство насчет Саймона. И я изучила твое дело. То, в чем ты обвиняла его пять лет назад.

Я выдержала паузу — слушатель с нетерпением ждет следующих слов.

— В общем… Я верю тебе, Клэр.

Я помедлила еще немного и раскрыла невероятный поворот:

— Теперь я работаю на тебя.

Я постаралась, чтобы это прозвучало так, будто мы сестры по оружию, две воительницы, ведущие битву против чудовища Саймона.

В качестве финального штриха я добавила бесстрашие и решимость, которые она точно оценит в союзнике.

— Мы сделаем это вместе, — сказала я твердым и жестким голосом, чтобы развеять последние сомнения.

Я ждала, что она ответит, но Клэр промолчала, поэтому я повторила:

— Вместе.

И еще раз, с еще большим напором:

— Вместе, Клэр.

Часом позже я позвонила Саймону.

— Это Слоан, — сказала я, когда он ответил. — Мне нужно с вами поговорить.

Саймон уловил серьезность моего тона.

— Лично, как я понимаю? — спросил он.

— Да.

— Тогда как насчет Гроув? Бар «Верде», веранда. Смогу подъехать через час.

Он был в темном костюме, словно под стать настроению.

— Что случилось? — спросил он, присев.

Я ответила, что сменила роль. Теперь Клэр думает, что я на ее стороне, и эта стратегия позволит мне лучше следить за ней, а также влиять на ее мысли и поступки.

Саймона такой поворот событий явно не обрадовал.

— Будьте начеку, — предупредил он. — Клэр умеет быть крайне убедительной.

Казалось, ему необходимо еще раз объясниться.

— Представьте себе картину: вы спокойно сидите в каюте, и тут внезапно приходит ваша жена и говорит, что ваша падчерица обвиняет вас в том, что вы извращенец. Я был в ужасе. Единственное, что мне оставалось, — все отрицать. Как я мог доказать, что ни разу не дотрагивался до Мелоди, что у меня и в мыслях не было никакой грязи? Уверен, вы меня понимаете, учитывая, что случилось с вашим отцом. Одного обвинения достаточно.