Саломея Вейн - По следам любви, или Амнезия

Пара мы с Костей на самом деле странная. Он одет с иголочки, выглядит дорого. На лицо некрасив – в этом мои «телочки» правы, но зато высок, широкоплеч, подтянут: то есть выглядит вполне респектабельно. Я же хоть и миловидная, но с покрашенной в кроваво-красный цвет взлохмаченной шевелюрой и в дешевом китайском пуховике, который хорошо сидеть ни на ком не может априори. Я бы на месте официантки подумала, что мой спутник мне никто, а так – снял на час. За стакан кофе с чизкейком, которые я, собственно говоря, и заказываю. Костя от десерта отказывается, просит сделать ему только экспрессо. Он вообще у меня молодец: лишнего себе не позволяет, следит за фигурой, почти не пьет и вообще весь из себя правильный. Аж до оскомины.

– Как дела на работе? – приходится задать жениху прибереженный на вечер вопрос.

– Поставки сантехники задерживаются, пришлось понервничать из-за этого. А так все путем, – отвечает немногословно и спрашивает, как прошел день у меня.

– Обычно, – отвечаю, – у нас вообще редко что происходит. Сидим, молча бумажки перебираем.

– Сергеич сказал, что коллектив у вас сволочной подобрался, но без профильного образования больше никуда тебя пристроить не смог, – извиняющимся тоном говорит Костик. Вероятно, почувствовал, что я не в духе, и догадался, что настроение мне испортили коллеги. А кто же еще мог?

– Работа как работа, и коллектив обычный, – успокаиваю жениха. – Цепляются иногда, но жалят не больно. Так что сойдет. Спасибо Воронцову передай, что помог с трудоустройством.

– Передам, – кивает. И замолкает, надолго. Ждет кофе и смотрит на меня телячьими глазами. Я тоже его рассматриваю, пытаясь понять себя.

Вообще-то, он не страшный, не урод вовсе. Русые волосы модно подстрижены, лежат аккуратно. Борода тоже аккуратная, волосок к волоску – видна рука мастера. Овал лица грубый, почти квадратный, с выпирающим вперед подбородком. Выглядит вполне себе мужественно. Мне такие лица больше нравятся, чем круглые и смазливые. Правда, нос непропорционально мал, хоть и широк. Выглядит так, будто его обрубили. И широкие ноздри усиливают этот эффект, невольно вызывая ассоциации с пятачком кабанчика. От этого кажется, что волосы у Кости не свои, будто краденые. А на самом деле должны быть грубыми и жесткими, точно пакля, и торчать в разные стороны. Чувственный Костин рот не кажется мне соблазнительным. Наверное, потому что он слишком сочный, слишком яркий и порочный, чрезмерный какой-то. И зубы тоже чрезмерные: крупные, белые, выпирающие, хищные. И глаза мне его не нравятся: блеклые, мутные, невыразительные. В таких и захочешь – не утонешь.

Что я в нем нашла? Ведь если замуж за него собиралась, то, наверное, был он мне как минимум симпатичен. Почему же теперь не могу избавиться от неприязни?

Раздражает меня в нем все: и как сидит напряженно, брезгливо глядя на край стола, будто боится о него испачкаться, и как берет чашку жилистыми неровными пальцами с выпирающими на сгибах косточками, и как подносит ее ко рту, раздвигая малиновые губы, и как глотает – пошло, звучно. Настолько неприятно смотреть, как Костя пьет кофе, что аппетит у меня пропадает. Сделав пару глотков, отодвигаю от себя чашку капучино.

– Невкусно? – озабоченно спрашивает Костя.

– Да нет, просто боюсь вечером много кофе пить. И так сплю неважно.

– Может, попросить Володину снотворное тебе выписать?

– Не стоит, я и так два месяца на каком-то «зепаме» сидела, мне не понравилось, – пробую пошутить, вставая.

Костя помогает мне надеть пуховик, галантно распахивает передо мной дверь, на улице снова подставляет локоть. Ругаю себя за неприязнь к обходительному кавалеру и стараюсь вести себя так, чтобы он ничего не заметил. Не хочется обижать мужчину, который готов меня на руках носить. К тому же я была его невестой. Впрочем, почему была? Нашу свадьбу пришлось отстрочить, но никто ее не отменял. Так что Костя на самом деле мой жених, а я взаправдашняя невеста. Почему-то только меня это совсем не радует.

По счастью, Костя, похоже, решает, что сегодня провел со мной достаточно много времени, и долго у нас не засиживается.

Проводив жениха, иду на кухню: мама просит приготовить ужин. Она почему-то вбила себе в голову, что стряпня – не ее: вечно у нее все убегает, подгорает, выходит пресным или острым, недосоленным или пересоленным. Готовит она, действительно, неважно, хотя раньше за ней я этого не замечала. То ли аппетит у меня в детстве лучше был, то ли она подходила к делу более творчески, но ее стряпня меня раньше устраивала. И Андрея тоже. С возрастом же она прям-таки совсем разучилась готовить – бывает же такое!

Тая тоже кулинарией не увлекается, к тому же из-за беременности остро реагирует на запахи. На готовую еду смотреть может, а на сырые ингредиенты нет – тут же хватается за горло и бежит в ванную.

Не знаю, как они справлялись, когда я жила отдельно, но теперь стряпня полностью лежит на мне. Остальные могут только готовое разогреть в микроволновке. Вот и ждут несчастные, когда я с работы приду и накормлю их чем-нибудь вкусненьким.

Достаю заранее купленные творог, яйца, муку и жарю сырники. Параллельно нарезаю колбасу, грибы и сыр. Укладываю их на смазанный кетчупом корж для пиццы, заготовленный еще с выходных, и пихаю итальянский пирог в раскаленную духовку. На все про все у меня уходит не больше часа. Я голодна, но терплю, а вот остальные ноют. Как будто я нарочно затягиваю процесс. На самом же деле мне самой не терпится поскорее освободиться: услышанное на работе не дает мне покоя, и хочется поскорее разузнать подробности.

Наконец, со стола убрано, посуда вымыта, и я могу заняться своими делами. Хорошо бы, конечно, лечь спать, тем более что и голова уже не работает. Но заранее знаю, что раньше полуночи мне не заснуть: будут лезть в голову разные мысли, и я буду мучительно пытаться вспомнить.

Зинаида Андреевна говорит, что частичная амнезия – не такая уж большая беда. К ней можно привыкнуть, с ней много жить. Нет такого человека, который помнил бы все. Например, детские воспоминания – они у всех полустерты. И никто по этому поводу не сходит с ума. Я забыла совсем небольшой отрезок своей жизни, и все существенные факты этой части моей биографии мне напомнили близкие. Мне нужно лишь смириться с тем, что этих воспоминаний нет, не мучить себя бессмысленными попытками воскресить в памяти события, предшествующие травме. И тогда качество моей жизни особо не снизится. И на место утраченных воспоминаний придут новые, ведь жизнь-то продолжается! Это как потерять флэшку с какими-то дорогими сердцу данными: досадно, но не смертельно.

Вероятно, Володина права. Как это бывает, знаю не понаслышке. Как-то раз, давно, когда я еще в школе училась, у моего компа сгорел винчестер. На нем много информации было, которую не восстановить: подростковые стихи, фотографии. Жалко было до слез. Но прошло совсем немного времени, и об этой утрате я забыла. То есть перестала из-за этого сильно расстраиваться. Конечно, до сих пор немного жаль, что все пропало бесследно, но жить мне это абсолютно не мешает. Написала новые стихи, снова нафоткалась.