Zak Dummy - Исповедь грешника. Том 1. Гордыня

Обычно, трачу пол часа, чтобы быстро пройтись по главным веткам поверхностно, не заходя в дебри, но раз в полгода – год, я уделяю целый день на то, чтобы всё досконально вспомнить. Позабытый материал обновляю.

Сейчас как раз идеальная возможность.

«Жалко нельзя включить музыку или аудиокнигу. Эхх, я как раз хотел переслушать Буковского»

Руки махают киркой, глаза бегают по карте воспоминаний. Всё идеально. Если не считать таких мелочей, как тупая боль от вырванного глаза, бабы с окровавленным мечом, ещё оставшийся запах крови, обращение в ребёнка, гуманоидные монстры, и факт того, что только пару минут назад я чуть не был сожран.

Ну что сказать? Мелочи.

«Во время общения минимум восемьдесят процентов времени смотреть в глаза, но не переусердствовать. Правило двойной петли…»

Только я собирался перейти к следующей ветки. Ветки невербальной коммуникации, как меня словно битой по башке огрели, а перед этим жёстко выебали в зад.

– Хван.

Скрипя зубами, я повернулся. Древо просто рассыпалось.

– Что?

Процедив сквозь зубы, я впился взглядом в лицо маленькой девочки, но стоило поиграть скулами, как злость поутихла.

«Спокойнее. Ещё на девочку не хватало сорваться. Одного раза достаточно»

– Ирвель.

Проследив за худеньким пальцем, заметил, что все уже собрались.

«Уже всё?»

Взгляд прыгнул к песочным часам, но они почему-то истекли только наполовину. Радость улетучилась, как только Моно-бровь вернулась с мешком, который без особых церемоний высыпала прямо на грязный пол.

«Уёбище. Что так нравиться смотреть, как другие кланяться перед тобой? Сука, я скорей сожру свои ботинки чем сожру это.

Кстати, о ботинках»

Опустив взгляд к своим бледным, словно их уже коснулась костлявая длань смерти, ногам, я понял, что не ношу обуви.

«Ну что сказать – это мой стиль. Он подчёркивает мою грацию и независимость. Мозоли и сбитые в кровь ноги? Пфф, мелочи»

Поборов желание показать ей указательный палец, я продолжил крошить уже не знаю какой по счёту камень. Я не считал, когда от очередного камня ничего не оставалось, я просто переходил к другому.

«С этим ещё пару минут. Как раз хватит, чтобы вернуться в поток»

Кирка, словно палочка дирижёра резко подскочила вверх и упала вниз. Я бы мог и не есть, а просто отдохнуть, но чувствую, как дрожат ноги и воет желудок, про плечи и кисти вообще молчу.

Если сделаю перерыв, меня вряд ли заставит хоть что-то подняться вновь на работу. Ноги просто не смогут подняться. Уже и холодным потом прошибает, а лицо дёргается от всё нарастающей боли.

«Так-так-так. Где я остановился. Ах да, невербальная коммуникация…»

Чья-та рука упала на плечо и жёстко сжала его до ноющей боли.

– Мать твою!?

Резко обернувшись, настолько быстро, что в глазах потемнело, я стукнулся головой о что-то твёрдое. Прогремел металлический звон, и я рухнул прямо на осыпанный камнями пол.

Зад не сказал за это спасибо, как и лоб. Кажись перед глазами промелькнули звёздочки.

«Блядство»

От боли в глазнице, заскрипели зубы.

– Ирвель, амадер.

Стоило открыть глаза, как они встретились с недовольным взглядом Моно-брови. Она так насупилась, что её главная черта, здоровенная бровь, начала чуть перекрывать глаза.

Не успел я и моргнуть, как меня схватили за волосы. Тело точно током обдало. Пронеся через всю пещеру, она грубо бросила меня к одиноко лежащей булке.

– Ирит!

«Как я понимаю, она хочет, чтобы я это сожрал»

Десяток пар глаз нацелились на мня. Они смотрят. Да так словно наслаждаются фильмом, параллельно вкушая порцию каменного хлеба. Как собачонки, которым бросили еду.

«Пошла ты туда, куда не ступала твоя нога, судя по стервозному характеру. На нормальный пульсирующий член»

Хотелось бы ей сказать, но не особо хочется выбешивать из себя бабу, которая только что нарубала монстров. Да и она все равно не поймёт.

– Окей.

Взял булку. На ощупь она такая же твёрдая и противная как на вид. Отдал девочке, евшей хлеб сиротскими укусами. Осторожными, оттягивая момент, когда он закончится.

– Довольна?

И пошёл обратно работать.

«Блядство»

Придерживая урчащий живот и пульсирующую глазницу, я прошёл Моно-бровь.

– Жилдер!

Что-то твёрдое прилетело в бок. Такое чувство что меня машина сбила. Ноги даже от земли оторвались, прежде чем тело прокатилось колбаской.

– Жилдер!

К горлу подступила горечь. Взбешенная Моно-бровь уже возле меня. Её металлический ботинок отстранился назад, а затем рванул вперёд, меня ударив прямо в живот.

Я скрутился. Колени прижались к больному животу, в котором словно все кишки устроили ночь жарких танцев, а руки прыгнули к голове.

– Ерзый жилдер! Ыт, етыс няем! Няем!

Ещё один удар прямо по голени. Взревел от боли, руки рефлекторно перепрыгнули к больному месту, а она будто бы этого и добивалась. Следующий удар попал в челюсть. В ушах сразу же зашумело телевизором, не поймавшим сигнал. Я получил ещё наверно пару ударов, один точно ещё в лицо, а второй не увидел.

Вроде, я даже услышал детский выкрик перед тем, как веки застелили глаза.

––

– Вы, мужчины двадцать первого века те, которых можно спокойно назвать самцами без яиц.

Проговорила девушка в костюме школьницы. Она сопроводила безэмоциональное высказывание, сжимая пальцы, словно что-то раздавливает.

Школьница, стоя перед доской в пустом кабинете, начертила слово хороший, а после обвила в кружок.

– Это ты.

Тут её серые глаза посмотрели на меня, заставив сердце сжаться от стыдливого чувства.

– Поэтому ты и девственник.

Через минут десять я уже не был девственником.

––

– Гхмнвы-выгхыа ашатрав.

Какой-то не внятный гульдёшь. Не могу понять он был тут, или только пришёл даже не постучавшись.

Глаза не открываются. Хотя я чувствую, что веки дёргаются в попытках, но им что-то мешает. Попытался приподнять руку, но…

– Твою мать!

Боль, словно на руку наступил слон.

– Ирван

– Мгххгхрхррр.

Стон мой или не чужой?

Онемевшего мизинца чего-то коснулось. Что-то ворсистое и противное на ощупь. В попытках отдёрнуть руку я заревел от боли.

«Сука, сука, сука»

– Ирван, ирван.

Детский голос сливается с моим криком, который не сдержать.

«Что вообще происходит?»

– Ааааааа.

«Что за дерьмо?»

Больные пальцы, дрожа выпрямились, чтобы вернуться в ладонь, не смотря на боль.

«Блядь, больно. Это не сон. Это не чёртов сон. Глаз. До сих пор болит. Я его выдрал, он болит, мои кишки. Точно в узел завязали»

Глаза, заполнившись слезами, забегали по помещению.

«Эти уёбки смотрят на меня с жалостью. Оборванные, замученные, которых самих порой жалеть. Я лично о подобных заботился, а сейчас они, смотря на меня такими глазами»