Zak Dummy - Исповедь грешника. Том 1. Гордыня

И все как на подбор. Кто с ушами, кто с клыками, даже с клювами парочку подметил, пока не добрался к источнику, к парню в углу. Примерно лет восемнадцать. Лисьи уши, маленький клык, робко выглядывающий из-за ухмылки.

Его рука пальцем выбивает ритм о решётку. Когда я на него посмотрел, он на мгновение перестал дрыгать пальцем. Выдержал взгляд и продолжил.

– Охоло?

Спросил он, недовольно дёрнув острым подбородком.

– По-русски говори падла?!

Ударив ногой о пол, я повернулся. Кулаки сжались. По костяшкам, что-то потекло.

– Очт печелит?

Выпячив губу и круговым движением поджав плечи, он поднялся, приблизившись ко мне.

– Ты что мать твою такой здоровый? А!

Я аж сглотнул, голос дрогнул, стоило понять, что этот парень на полтора, а то и две головы выше меня. Пришлось приподнять голову. И всё для того, чтобы увидеть его высокомерное лицо.

«Чёртов молокосос. Сколько в нём? Я ведь метр восемьдесят, что за дылда?»

– Ошрак.

Мы с десяток секунд смотрели друг на друга, пока он не обернулся к решётке.

– Ижив.

Сказал он с улыбкой, после чего толкнул меня. Слабо, но меня аж сбило с ног. Лишь упав, я услышал довольно отчётливо звон металла.

– Ижив, трыйбы!

Громко проговорил женский голос ударив рукояткой… Меча?

«Замени меч на розовое дилдо, я бы не удивился. Плотность абсурда на квадратный метр и так уже превысил все возможные значения»

Девушка вся в металлических доспехах отворила решётку стопкой ключей, вошла походкой, в которой прямо-таки пованивает уверенность. Оглядела всех высокомерным взглядом. Её глаза остановились на мне, и она цокнула.

“Ты что блядина?”

– Ижив.

Она вывалила из потёртого тканевого мешка какие-то камни. Только они оказались слишком уж лёгкими. Почти не издали звуков падения.

Опустошив мешок, в котором только мусор хранить, она положила руки на талию, да так обыденно. Там видимо уже специальные вмятины появились.

– Жельдере.

Её губы даже не успели сомкнуться, как вся толпа выстроилась в ряд к этой куче.

Даже девочка. Хотя она и встала первой, но те, кто постарше и побольше её просто вытолкали в конец очереди без особых церемоний. Первым же оказался тот самый двухметровый переросток.

Не было предела удивлению, когда я со стороны сравнил его рост с другими. Он оказался не самым высоким. Даже больше. Его рост средний.

Самым же дылдлявым, оказался тот недоделанный в костюме побитой дворняги, которого я по ошибки принял за побитую дворнягу.

Под пристальным взглядом самопровозглашённой королевы со сплошной бровью, каждый поднимал по камню, да и при этом смотрел на него так, будто это какое-то золото и выходил из очереди.

«И что вы собираетесь с ними делать? Огонь высекать?»

Девочка же в конце очереди с улыбкой и пылающими глазами, чуть ли не прыгает, смотря на кучу.

Взгляд вновь метнулся в угол. К тому парню, получившему первый камень. Он же, смотря на меня с победоносной улыбкой и наполеоновской уверенностью, укусил его. У меня аж зубы заныли.

«Чего блять?»

Откусил, пару раз проживал и сглотнул. Я аж заморгал.

Я посмотрел на других. Все уплетают за обе щёки камни. Пока я удивлялся крепости их зубов уже столпотворение рассосалось и очередь достигла девочки, а из кучки осталось лишь два камня.

– Хрвану.

Сказав это, она показала на меня. Миссис сплошная бровь поджала губы, будто готовясь сплюнуть и ударила камень в мою сторону.

Ударившись об мою ногу, он остановился. Приглядевшись к нему получше, я понял, что эта чёрная хрень, не камень, а заплесневелый хлеб.

Лишь от вида его зажурчало в животе, а кишки схватило судорогой.

«Это что?»

Я посмотрел на миссис сплошная бровь, чтобы убедиться в умозаключениях, но она уже вышла из камеры, закрыв решётку.

Взгляд вновь упал на испечённый камень.

«Ты что блядина предлагаешь мне это жрать?»

Живот вновь завыл, а слюна заполнила рот.

– Аммм, хрван. Онос.

Улыбающаяся девочка в припрыжку достигла меня, села, копируя, мою позу и начала рекламировать геноцид кишечника радостной улыбкой и миленькими поглаживаниями собственного животика.

От вида измождённой грязной девчонки в лохмотьях, что так радуется углю в худеньких руках, мне стало неприятно.

– Издеваешься?

Сказал я больше в шутливой форме, но это ввергли её в ступор.

«Она реально не понимает меня? Или просто хорошая актриса?»

Встал. Неуверенно и покачиваясь, я протянул ей мерзкий даже на ощупь хлеб.

– Угандошь кого-нибудь этим.

Она с не понимаем приняла его, я же потянулся.

«Надо привести мысли в порядок. Последнее, что я помню, как рисовал картину. Сейчас же я тут»

Ощупал голову, дотронулся до знакомых бинтов и… каким-то наростам.

«Идут прямо в череп, что за…»

Недавнее спокойствие вновь улетучилось.

«Что они сделали? Что это за похеротина? Фуу они шевелятся»

Схватив один из наростов, я попытался вырвать его, но острая боль, только уложила меня на колени.

– Блядство.

Сердце бешено стучится, словно нервный сосед в дверь, когда включили музыку чуть громче обычного.

«Что за херня? Что это за херня? Что они сделали со мной?»

Скрип зубов подстегнул глаза забегать по виновникам.

– Хрван.

Ощупывая непонятные наросты, я учуял запах плесени. Перед глазами возникла сама квинтэссенция диареи. Булка в форме камня. Крохотная и такая бледная ручонка девочки протянула её.

– Амм-амм.

– Не хочу.

Процедив сквозь зубы, отодвинул её руку, но она вновь приблизила её.

– Хрван, Ам-амм.

Показав костлявым пальчиком в крохотный ротик, она довольно улыбнулась, поглаживая живот, спрятанный за пыльным мешком.

– Сказал же, не буду!

Комок подступил к горлу, крик оказался гораздо громче, чем я рассчитывал, девочка аж вздрогнула и встала в ступор, но и этого видимо показалось моей блядской натуре мало.

Рука, она прост ударила по искренне протянутому подаянию. И судя по чистым большим глазам, что заполнились слезами, вправду искренне.

Лишь когда девочка, не проронив и слова убежала, я понял какую глупость, совершил.

«Твою мать»

Руки, которые только сейчас показались меньше, чем были, прикрыли усталое лицо. Сердце начало стучать по ушам, а грудь гнить от чувства вины.

«Накричать на ребёнка. До такого ты ещё не опускался»

Поджав губы, посмотрел куда, отлетел хлеб, но его уже и след простыл. Я заметил взгляды на себе. Они не источают презрения, что я так поступил с бедной девочкой. Нет. Это скорей взгляды, направленные на странного и даже может сумасшедшего. Чьи действия они не понимают.

Периферийным зрением подметил, что один вылупился на меня сл злорадной улыбкой, быстро поедая хлеб. Его улыбка такая мерзкая, а глаза прямо светятся радостью. Про жёлтые зубы же промолчу.