Сонич Матик - Похищенная весна. Петроград – Ленинград

Восковое высокое небо оголилось. Вода выровнялась и показала светлый горизонт. Ольга замерла. Она чувствовала, что луч маяка будто сам, нежно покачивая, настойчиво подтягивает лодку к безопасному месту. Ольга села, прикрыла глаза и позволила себя убаюкать.

Проснулась Ольга сразу. Не успев открыть глаза, она спохватилась, что проворонила печку, но тут же услышала, что очаг дружелюбно трещит и посвистывает. Не меняя позы она решила оглядеться. В таких же сумерках, как накануне, за столом Ольга увидела спину в кудлатом платке. К запаху печи отчетливо был примешан запах гари. В комнате горела керосинка, но пока вне Олиного поля зрения.

– Будочка во дворе налево – не оглядываясь, махнула зажатой в руке картой хозяйка в сторону за окно. – Твоя деваха-то не обосцицца? Седьмой час ведь дрыхните.

Ольгу передернуло от такого вопроса. Но она поспешила успокоить хозяйку:

– Нет. За ней никогда не водилось. – Ольга, погладила сопящую Катю по руке и прошептала ей, что сейчас придет, чтобы та не испугалась.

Валенки просохли. Пока Ольга накидывала на плечи пальто, исподтишка разглядывала невесту сапожника. Крупная сутулая женщина. То ли седая, то ли светло-русая. Сдвинутые суровые брови и поджатые губы. Она не смотрела на Ольгу, а сосредоточенно раскладывала пасьянс, нависая над необыкновенно маленькой коптящей лампой.

Когда Ольга вернулась, Катя уже сидела поджав ноги на стуле, а старуха внаклонку натягивала калоши на Катины валенки.

– Чего он вам дал-то?! Тюк-в-тюк! Не на вырост, ничего! Это же муки ацкия кажный раз на просушку сымать! На! – Старуха протянула Кате валенки. – Проводи-ка свою вертлявку до нужника. А то поскользнется. Сегодня туману… сырости… И давайте уже поскорее. Чайник ставлю!

«Не такая уж и суровая» – подумала Ольга, выходя с Катей во двор.

После вынужденной утренней прогулки хозяйка выдала ушат с ковшом и строгий выговор, за то, что Ольга снова замочила валенки, не надев данные дедом калошки. Ольга извинялась, послушно и тщательно умывалась. Была готова уши показать хозяйке на проверку, так уж она напомнила ей кормилицу.

– Вас случайно не Фросей зовут? – с улыбкой спросила она хозяйку, предположив, что всех грозных воспитательниц должны звать Фросей.

– Нинкою! – отмахнулась женщина. – Ниной Михалной, – поправилась она многозначительно приосанившись. – А вас Олькой и Катькой звать? Мне Ваня сказал. Что ж девчоночки, позавтракаем, чем бог послал! Ты, длинная, на полати седай. Ты, мелкая, – на стуле, а я вот тут полешко потолще… – Нина Михайловна вытянула какой-то трухлявый пенек из буфета без дверец. – А чего? Вот-те и табурет! – Она засмеялась, оголив редкие, но белые зубы. Плюхнулась на шаткое свое сиденье, ойкнула и залилась пуще прежнего. Катя, вторя, заливисто засмеялась, и тоже чуть не слетела со стула. – Ну, неча ржать! Олька я пока раскладу, а ты рассказывай, кто вы, откудова и куда следуете. А то от этого сапожника ничего не добъесси. Он только «давай погреимси, давай погреимси» … – старуха подмигнула Ольге и глумливо хохотнула.

Нина Михайловна разложила по алюминиевым мискам разогретую вчерашнюю картошку. Плюхнула кулаком по каждой, так что мякоть разорвала кожицу и превратилась в подобие пюре. Хозяйка раздала всем по деревянной ложечке, пока Ольга вкратце рассказала, что родилась в Финляндском княжестве, потом жила на Церковной, бежала, потом Катюша родилась…

– От святого духа, что ль?.. – нескромно спросила Нина Михайловна.

Ольга быстро вскинула взгляд на старуху, потом на Катю, потом на печку и снова на хозяйку:

– Понимаете… Это грустная история, я бы не хотела… – она покосилась на слушавшую ее дочь.

– А-аа… Понятно! Ну раз устроилась там, у буржуёв этих, чего ж не сиделось?

Ольга уставилась на плавающий по цветастой скатерти круг света от лампы:

– Я там чужая. Меня там никто не понимает. Катюша без отца. Мужчины там все…

– Да что ж ты будешь делать! – старуха всплеснула руками, остатки картошки с ложки полетели в темный угол. – Опять все из-за них! – Нина Михайловна облизала ложку, затем выбрав картофельные шкурки на стол, облизала и миску. – Все из-за них, супостатов! Вы доедать будете? – Она расценила неторопливость Ольги и Кати за отсутствие аппетита.

Катя, слушавшая до этого мать, разинувши рот, убыстрилась и в завершении, облизала тарелку так же, как это сделала хозяйка.

Ольга, закатила глаза от того, что вытворяет Катя, но тоже решила не обижать хозяйку и ускорила поедание постного блюда. Облизывать миску правда не стала.

– Благодарю, – передала она посуду Нине Михайловне, та скептически поковыряла ногтем остатки картошки по краю, помуляла пару раз в ушате, где только что умывались девочки. И протерев посуду тряпицей, висящей на поясе, убрала на верхнюю полку буфета.

– Ага. Значицца, понятно все с вами! – Нина Михайловна нависла над столом, уперев в него руки. Денег сегодня за постой не возьму. Я за младенчиком смотрю, мне там плотют пока. Да и какой постой. У нас тут стыдоба, а не постой. Расход токмо на дрова, а Ваня уж на дрова, слава богу, наберет с подметок-то! Своих будешь искать аль нет, это ты уже опосля решишь. А первым делом на работу надо. Откудова, говоришь? Церковная – эт на Петербурской стороне?

– Да. У Кронверкского.

– Вот и славненько. Биржу знаешь?

Оля похлопала ресницами.

– У Сытного рынка…

– А-а-а… Напротив Народного дома? Где хвосты всегда стоят?

– Да-да. Вот в хвост и вставай. Вот прямо сейчас езжай, и попробуй работенку найти. Говоришь, грамоте обучена? Попробуй в контору какую, ну или как раньше – прачкой… А за вертлявку не боись. Пригляжу. Она мне по дому поможет. Поможешь, Катюха?!

Хозяйка весело глянула на Катю. Та – на мать. А в глазах – не то страх, не то любопытство. Как всегда, по живому лицу дочери Ольга прочла целую гамму переживаний.

– Ну что, Катюшенька? Побудешь с Ниной Михайловной?

Катя прикусила нижнюю губу и кивнула. Она была необыкновенно тихая этим утром, но очень смелая.

– Надо было тебя пораньше-то поднять. Э-э-эх! Пока добересси, уже и местов может не быть! Ну, хотя бы оглядисси! Поезжай-поезжай! – Хозяйка убрала «табурет» в поленницу, освобождая Ольге проход к выходу. – Документы не забудь. И деньги. Деньги отсюдова забери! Чтобы никаких тут! – он потрясла указательным пальцем. – Чтобы без подозрений тут! – Ольга уже стояла в пальто и с изрядно похудевшим ридикюлем. – Ну ступай с богом. Тут трамвайчик сразу идет, огоньки: оранжевый да красный, 26 – Нина Михайловна в воздухе нарисовала цифру. – Тебе туда. Он долго-долго, но как раз к месту довезет.

– Так я знаю. Мы на нем вчера с Финляндского ехали!