Ари Хёственн - Дырявые часы

– Сами справятся, если Пия даст согласие, – махнул Этьен. – Нас с Лулу Клод и слушать не станет, а вот Пия твоя запросто упрётся.

– Издалека как-нибудь подготовлю её за недельку. Кстати… – увидел он, что поблизости был супермаркет, где продавали цветы. – Для начала букетик – то что нужно. Я ещё с утра собрался найти её любимые ландыши. Но до их праздника ещё долго [25] 1 мая – праздник ландышей во Франции. , а порадовать захотелось сегодня. Хотя только сборные букеты небось продают.

– Влюбился, что ли?

– Между прочим, не переставал.

– Бывает, – Этьен вытянул на свет наручные часы. – Поздновато. Ну что, расходимся? Всё равно свидимся в выходные. А позвоню я – когда там? – в четверг. Поздравлю Лизу.

– Восьмое-то? В пятницу, по-моему.

– О-о-о, друг! – Сванье дятлом постучал ему по темечку, – перенюхал ты своего лака! У моей крестницы седьмого день рождения, а у твоей дочери понятия не имею. Спроси у неё сам да и запиши себе на лбу.

– Н-да… – почесал затылок Жиль. – А лучше сразу татуировку сделаю… да… вроде седьмого, чего это я?.. Ну ладно, звони тогда!

– Ага, вьехо, бывай…

Друзья обнялись и отбыли в разные стороны.

Этьен поплёлся искать такси, а Жиль постоял-подумал о своей досадной ошибке в дате: и опять ему мимолётом показалось, что праздник восьмого, а то, снова, что седьмого. А вот выбор разума был конкретным и совпадал с мнением Этьена.

«Уф-ф-ф, – замотал головой Жиль, стряхивая путаницу в кусты у дорожки, и пешком направился домой – идти-то было не больше пятнадцати минут. – Что-то я действительно поплыл совсем… Ну оторвёмся, так оторвёмся в уикэнд».

Жиль быстренько купил букет и, сияющий, как подросток, поспешил домой.

Он наискось пересёк пустой перекрёсток и пошёл по небольшой площади, на которой местами, из квадратных земляных отверстий, вставали деревца. Вдалеке, на Марсовом поле, толпа вяло загудела напоследок и жиденько поаплодировала концу светового представления. Вот и город уснул.

Сразу стало как-то гулко, пространство словно раздвинулось, а эхо собственных шагов глубоко улетало в прилегавшие проулки. Иногда оттуда или откуда-то сзади доносились отголоски таких же одиноких путников, шаркавших по тротуару.

Начало апреля – время не тёплое. Дыхание оседало в пар. Пришлось заслонить рукой горло и, покашливая, прибавить шагу. Наверняка дома уже ждал горячий ужин и чай. «Ничего, простыть не успею», – успокоил сам себя Ивон.

Будто над самым ухом засмеялась компания неугомонных подростков, и Жиль огляделся – но никого не было. Он понял, что хохот вылетел из окна, и побрёл дальше. Теперь, ненароком поглядывая вверх, он заметил в темноте красный уголёк сигареты и вспомнил неприятную новость мадам Ордонне: жена опять что-то от него скрыла. Но он снова попробует её раскрыть, успокоить; даст понять, что не будет ничего страшного, если она начнёт с ним делиться. Да хоть всем на свете. Да хоть самой мелочью. На каждое «отстань» он заобнимает её до смерти, а любое «не сейчас» будет беспощадно зацеловано.

Какой-то звук его отвлёк, но из-за эха он не понял какой – да ещё от быстрого движения всё время шелестела упаковка цветов. Неожиданный звук будто проскакал перед ногами и скрылся в земле.

«Тьфу ты, забыл пепельницу купить, – мелькнула мысль. – Хотя сначала надо поговорить, а потом уж… А то что я, как дурак, приду с букетом – и пепельницей! Такой себе чахоточный водевиль!»

Опять свистнул прыгающий звук. На сей раз он проскочил слева и, оставляя гулкий шлейф, укатился в темноту.

Жиль остановился в фонарном свете и посмотрел по сторонам. Рядом никого не было. Сделал шаг в более тёмное место, подождал, пока глаза привыкнут, и обшарил взглядом закутки, скудно освещаемые оконным светом. Но и там никто не обнаружился.

Ивон хотел было спросить «кто здесь?», но подумал, что это глупо, и, видимо, он сам, по нечаянности, пнул какой-то камешек под ногой. Ничего не оставалось, как пойти дальше. Вон уже и дом завиделся. Поднажмём.

Неожиданно до него отчётливо донесся чей-то приближавшийся топот.

Он резко обернулся, как оружие, выставив перед собой цветы и закричал: «Что вам надо?!»

Позади никого не оказалось, но поодаль застыл размытый силуэт. Он не отвечал.

Жилю было уже не до шуток. Он крепко сжал кулаки и услышал, как ломаются стебли в фольге. Из-за этого он взбесился ещё сильнее: «Иди сюда, козёл! Я твою трусливую харю быстро размажу! Чего ты там спрятался, как пацан?!»

Всё выглядело крайне странно и непонятно: силуэт не подавал признаков жизни и продолжал пристально пялиться на противника.

Жиль сделал несколько шагов во тьму, расправляя накаченную грудь, всё ещё призывая преследователя приблизиться. Ивон не раз сталкивался с ночными отморозками и знал, что если сейчас смело побежать к незнакомцу, то тот рванёт наутёк. Но бежать ни к нему, ни за ним не было ни малейшего желания.

«Чёрт с тобой, дрейфяк! Вали домой, пока цел!» – Крик Жиля разлетелся по округе.

Незнакомец всё слышал, но никак не откликнулся. Ивон уже собрался идти, как силуэт шелохнулся – вроде махнул рукой, но опять замер. «Ну и чего ты задумал?» – прошептал Ивон, вглядываясь во мрачную площадь.

Через две секунды безумный звон сшиб мужчину с ног! По инерции сделав несколько шагов назад, он хлопнулся на землю. Только сдавленное «а-а-а» застряло в промозглом неподвижном воздухе, но потом и оно растворилось…

Фонарь отражался в глянце помятого букета. Там было видно, как чёрная фигура отделилась от дальнего дома, хладнокровно направилась прочь и исчезла в ближайших переулках.

Ручейки крови обтекали цветы, всё хлеще соединяясь и набухая. Рядом лежало бездвижное тело с пробитой головой и потухшим взглядом. А поодаль – тяжёлый окровавленный камень размером с небольшое яблоко.

Нильда вся испыхтелась, что ужин остынет: ни Элизы, ни Жиля порог ещё не встретил. Подростковые вечерние прогулки стали привычной головной болью взрослых, а вот на обожавшего семейные ужины Ивона вообще не было похоже. Иголки беспокойства уже не раз кололи Нильду, подскакивавшую открывать дверь от любого шороха, а Пия задумчиво дошивала непокорную розу. Но уже и она начинала время от времени поглядывать на вазу-часы. Оставалось чуть более часа до полуночи.

Вдруг Пия укололась. Набежала крупная алая капля и поползла вниз.

– Всё! Мама, набери ему. Вдруг и правда чего случилось, – с пальцем во рту буркнула она, смотря в тёмное окно.

– Уже набираю! – будто только и ждала команды мадам Илар. – Ох, слишком уж тихий вечер. Ох, не к добру такой!..

Утишили звук в телевизоре, и стало слышно, как обе бурно дышали. С каждым следующим неотвеченным гудком, их лица всё больше напрягались тревогой. Пия забе́гала по комнате: