Влад Костромин - Лаптепанк

– Очухался, анчутка? – пролился на меня вслед за водой густой бас.

Я с трудом разлепил веки: лучше бы этого не делал. Я стоял, привязанный за вывернутые задранные руки к какому-то деревянному столбу. В рот была заткнута привязанная за концы круглая палка, больно распирающая челюсти и мешающая ответить. Дачный поселок куда-то пропал, как сквозь землю провалился. Был бревенчатый дом, серые дощатые постройки-сараюшки, захиревший сад, плетень и дремучий смешанный лес, сжимавший заросшую раскидистой крапивой, широкими лопухами и мощным чертополохом поляну со всем этим хозяйством.

– Погодь, Антип, – дискантом сказал тот, что вырубил меня, осматривая мои босые ноги. – Не анчутка он.

– Как же не анчутка? – начал горячиться басовитый Антип, по виду типичный кулак из старых советских фильмов: лет сорока, кряжистый громила поперек себя шире, лицо масляно лоснится, как у известного российского сыродела, обещающего накормить своим сыром полмиллиона отечественных гурманов, нечесаная бородища лопатой, одет в какую-то поддевку и картуз, за опояской – обрез. На ремне фляга и две здоровенные гранаты. – Самый он ни на есть банный анчутка. Я, когда маленьким был, – обернулся к двум другим, – перед свадьбой дяди Вани, как раз у нас в селе такого же анчутку поймали, в аккурат в байне. Он перед этим в Кольку-пастуха вселился и заставлял его визжать по-меринячьи, хохотать, кур и гусей еб… ь, плясать в полдень голым, насрету 3 3 Навстречу. девкам голым с криком кидаться. И крик такой раздирающий у него был. Опосля, как пришибли чертеняку, все с Кольки как рукой сняло. Потом всему селу пришлось собак разводить, чтобы больше эта пакость не заводилась. Окаянный собачьего духу страсть как не переносит.

– Не анчутка он, – упорствовал второй спорщик, помоложе, по виду похожий на слегка уменьшенную исхудавшую копию Антипа. – Сам посмотри, у него пятки есть. И пальцы тоже.

– Обманка это, облик прилестный. Можа он без пят, а нам мнится с пятками?

Второй снова присел и ощупал мои ноги.

– Да есть у него пятки, не млится он, сам пощупай.

– Делать мне больше нечего! – сплюнул Антип. – Окаянного щупать!

– Банные анчутки – они мохнатые и лысые, а этот не такой.

– Хорош галдеть, – прервал русый чубатый высокий мужчина, – не бабы на ярмарке.

Чубатый у них явно за старшего: взгляд не такой дикий, но при этом пронизывающий, бороды нет, одет в пиджак, брюки и блестящие сапоги. Лицо худое, обветренное, загорелое до такой степени, будто не кожа, а коричневый ствол сосны. Странно они одеты – будто из кино про Гражданскую войну. Неужели Димон решил устроить розыгрыш? Пригласил актеров из самодеятельности и устроил «провал в прошлое», как в недавнем модном фильме. Или это квест «с полным погружением», как было модно до пандемии?

Будто штык воткнули в печень – чубатый без замаха резко вбил в меня левый кулак.

– Ты кто такой? – не отрываясь, смотрел в меня. – За белых аль за красных, соколик голый?

– Да черт он, Григорий Иванович, – не унимался Антип. – Если не анчутка, то значится, шуликун.

– Надо бы его сжечь, – подал голос четвертый: с длинными засаленными волосами, перехваченными грязной зеленой лентой, в очочках, в черной косоворотке и кожаной куртке, с деревянной кобурой на ремне. Ни дать, ни взять – анархист-махновец из Гуляй-поля. Возле ноги его стоял на сошках пулемет с диском сверху – как у товарища Сухова в «Белом солнце пустыни».

– Вместе с баней, – дополнил рябой. – Они, нечистики энти, страсть как чистого огня не любят.

– У нас-то, – посмотрел на него Антип, – когда анчутку то, слышь, Лукьян, поймали, то сначала в котле со святой водой сварили, а потом уж и сожгли на осиновых дровах, а пепел в отхожее место выбросили.

Я поежился: то ли от свежего майского ветерка, то ли от услужливо нарисованной воображением перспективы. Сказать бы им, что квест затянулся, и я хочу выйти из игры и вернуться обратно к пьющим приятелям, но… Но на глаза попался странный предмет, которому не во всяком квесте место. Метрах в 10—15 на яблоне висел самый настоящий раздувшийся покойник, с выклеванными глазами и истерзанным птицами лицом. И если глаза малодушно пытались убедить мозг, что это лишь талантливо сделанный натуралистический антуражный муляж, то нос, ловящий приносимые ветерком запахи, убеждал – самый настоящий труп, провисевший дней пять, а то и неделю. Господи, да что же такое здесь творится?! Куда я попал?!

– А у нас колдунов просто в неосвященной земле зарывали, как и удавленников-висельников иль опойцев 4 4 Упившийся насмерть. , да пятки подрезали и наталкивали туда щепы осиновой либо щетины свиной, порезанной мелко, непременно с матерого борова. И кол осиновый, как положено, – продолжал «светский» разговор Лукьян.

– Так то просто колдунов, – заспорил Антип, – а то бес. Ты, Лукьян, сам понимай разницу. Колдун он хоть и проклятой, но человек, а энти, – с силой пнул меня сапогом по голени, едва не сломав ее, – совсем другое дело.

– С колдунами тоже не так все просто. У своячницы моей в селе колдуна ковды 5 5 Когда. похоронили, так целый год еще потом ходил: людей пугал, хлеб воровал и на дерево поднимал. Черный, страшный, в той же одеже истлевшей, что похоронили.

– Чего же не забили? – живо спросил Антип.

– Так не оказалось его в могиле. Только пустое домовище 6 6 Гроб. .

– А, знаемо. Колдуна можно, знать, и из могилы в могилу переложить, чтобы не шлялся по ночам, коров не доил, скотину не бил, а с бесями строже надо.

– И с опойцами: ни в коем разе нельзя на освященной земле хоронить, иначе бездождие и градобитие будет.

– Да знаю я: еще засуха и вымерзание озими по весне тогда случается и мор на людей или скот. Да, Григорий Иванович? – обратился за поддержкой к авторитету главаря, все так же пристально следящего за выражением моего лица.

– Суевер ты, Антип, – Григорий Иванович отошел на пару шагов назад, вытащил серебряный портсигар, открыл, задумчиво помял в пальцах папироску, положил ее обратно и спрятал портсигар. – Может не нечистый он, а лазутчик. Может же такое быть?

– Как же он в баню мимо нас мог пролезть, паскудина? – удивился Антип. – Ход туда только мимо нас, спрятаться там негде. Не через дымник 7 7 Отверстие в потолке или стене бани для выхода дыма. же пролез?

– Логично, – Григорий Иванович слегка покачал головой. – Ты что думаешь, Аркадий?

– Сухаревские предупреждали, что место тут нечистое, – оглянувшись по сторонам, блеснул очочками анархист.

– И в Борислове и в Семенкове, и в Свинокривце так балакают, – поддержал Лукьян. – Кажут, переход 8 8 Переход – в народе называется место или дорога, по которой ходит нечистая сила. тут, леший бродит.